Я вспомнил слова отца и усмехнулся.
— Какой-никакой? Ладно, рули давай.
В Аксютинске отделение оказалось большим, двухэтажным. Это было первое отделение, возглавляемое женщиной и со штатом, наполовину состоящим из женщин. И, казалось бы, наоборот, должен был быть порядок, но всё оказалось куда интересней. Нет, с пьянством здесь всё было прилично, никто не выглядел запойным. Санитарные условия, форму, инвентарь, хранение отправлений я оценил «хорошо». Но когда коснулся документооборота… На штат из двадцати человек здесь было два рихнера — у заместителя и у связиста, при этом бухгалтерия всё ещё велась по старинке, в бумаге. Памятуя о неприятном случае, действовал я в этот раз куда более осторожно, выпытывая секреты и спрашивая журналы постепенно.
Но в какой-то момент меня переиграли. Когда мы остались одни в комнате с главной бухгалтершей, я услышал, как за моей спиной прозвенел о замочную скважину ключ. Я обернулся, и, наверное, только тогда посмотрел в лицо этой женщине. Молодая, не старше тридцати пяти, возможно, с примесью латиноамериканской или филиппинской крови. Стройная брюнетка, с меня ростом, весьма спортивного телосложения, в тёплом джемпере на молнии.
Ярко-напомаженные губки сложились не то в коварную, не то в кокетливую улыбку. Молния поехала вниз, ключ опустился между грудей. Здоровенный талмуд пришлось отложить в сторонку.
— Эм… Простите, забыл, как вас зовут?
— Ната-алья Рудольфовна, — пропела бухгалтер, сделав в мою сторону пару шагов. — Можно просто Наташа.
— Наталья Рудольфовна, вы не поясните, что происходит?
— Ну… считайте, у меня особый навык… я вижу, какой вы напряжённый молодой человечек, Эльдар Матвеевич. Вот и возникла у меня идея. А что, если мы договоримся?
— И на счёт чего мы договоримся? Каким образом?
— Ну… например… вы закроете глаза на некоторые… некоторые неряшливости… если…
— Если что? Если раздену вас, чтобы достать ключ?
— Ну… не только…
Молния скользнула ещё ниже — под джемпером была блузка, немного несовременная, но полупрозрачная. Под блузкой проглядывал красный лифчик, в недрах которого, видимо, и спрятался заветный ключ. Я ещё раз вгляделся в лицо, пытаясь понять, кто она на самом деле. Красивая, но что-то в её внешности было не то. Наверняка её родителями был кто-то из местных пожилых офицеров, много лет назад отправленный в местные имперские базы, да так и осевшие в них. После мир резко поменялся: все крепостные, мещане и прочие низшие сословия внезапно стали гражданами новой страны, но большинство немногочисленных дворян гражданство не приняло. Офицерские и прочие чины остались верны Императору и продолжили трудиться в военных базах и филиалах различных контор далёкой бывшей метрополии. Стали белыми воронами.
В чём-то они все были похожи — и моя новая коллега, и другие молодые девушки в отделениях. Подданные империи, волей судьбы закинутые на другой конец света. Женщины в той стадии запущенного одиночества, смешанного с однотипной работой, когда любой молодой дворянин из метрополии казался светом в окошке, глотком свежего воздуха.
Интересно, чего в её поступке было больше: желания спастись от взыскания — или одиночества, похоти и жажды телесностей?
— Хорошо, — легко согласился я. — Сейчас я доделаю свою работу, закончу проверку и займусь вами, Наталья Рудольфовна.
Ещё примерно двадцать минут я чинно и благородно изучал тетради, производил расчёты на служебном планшетном рихнере, заполняя анкеты. Несчастная Наталья Рудольфовна места себе не находила. Нет, всё ж, она не была распутных нравов — наоборот, с давними застарелыми комплексами, нехваткой общения и прочим. Волнение — и, возможно, возбуждение, переполняло её, она не находила себе место, пересаживалась на стул, то на краешек стола. Под конец сняла туфли и расстегнула джемпер полностью, оставшись в одной блузке, юбке и колготках. Мне в какой-то момент даже доставило лёгкое садистическое удовольствие наблюдать за её терзаниями — тем более, что по бумагам выходила недостача расходных материалов и топлива для служебного транспорта на полторы тысячи рублей.
На самом деле, мне и самому уже хотелось её — горячую, одинокую и незнакомую. Конечно, противоречие между убеждениями, высоконравственными желаниями и желаниями примитивными становилось всё сильнее. Но — нет, сказал я себе, я твёрдо решил хранить верность Нинели Кирилловне. Хоть писем от неё всё ещё не было, это мне казалось чем-то сакральным, связывающим меня с моей основной жизнью.
Да уж, с каждым разом подобное испытание всё тяжелее и тяжелее. Впрочем, разве это испытание? Обычное рабочее приключение.