— Как долетела? — спросил я, когда мы уселись в кафешке.
— Ужасно! То жара, то ливень, то дождь… Сейчас ещё дикий холод. Ещё дядька этот… всё время травил армейские анекдоты.
— Это разве холод? Вот там, где я живу…
— Расскажи!
И я рассказал, хотя, по сути, рассказывать особо было нечего — сплошная рутина. Слово за слово, в итоге — не удержался и рассказал про поход в бордель и Ивана, слегка переврав и содержание разговора, и подробности произведённых процедур.
— Что… совсем никак даже не воспользовался?
— Ну… Как сказать. Только массажные процедуры.
— Да… это тебе всегда нравилось, — хихикнула Алла и потупила взор.
Мы общались как два давно знакомых и близких человека. Это было грустно осознавать, но за короткие полгода жизни она была мне куда ближе и лучше знакома, чем Нинель Кирилловна. С ней всё было по-настоящему, а вот с объектом моего обожания…
— Слушай… я хочу тебе показать кое-что… — вдруг сказала она. — Только ты, пожалуйста, если у меня ничего не выйдет, сделай вид, что как будто бы всё так и должно было быть.
— Разумеется. Давай.
Она налила в кружку вторую заварку чая — жиденькую, слабую. Затем сосредоточилась, нахмурилась, сжала кулачки — я прямо увидел, как напряглась жилка у неё на шее.
— Напряжение мышц иногда только блокирует выход силы, — осторожно подсказал я.
— Я знаю! Знаю! Я… У меня получилось всего пару раз!
— Плюс аудиальный стимул, то есть мелодия…
— Знаю! Да нет никакой мелодии! Моя мелодия — это то, как я стонала тогда, в наш первый раз в душевой. Когда удалось остановить паразитный навык. Я там на два тона так… Пару недель назад вспоминала, тоже в душе… потом сосредоточилась, и… чуть ноги не отморозила себе.
— Ты вспоминала обо мне? В душе? — осторожно осведомился я.
— А о ком ещё вспоминать! О других, что ли⁈ — она наверняка хотела сказать имя «Тукай», но вовремя остановилась. — Да там… Там… три секунды, и всё, вот что было!
Удивительно, но иногда упоминания иных партнёров бывшей могут не задеть самооценку, а даже её приподнять.
— Ну, я, всё же, держался на пару порядков подольше, да.