Но случилось так, что спустя некоторое время управляющий имением привез моему отцу письмо. В этом неприятном для отца послании дворянин, живший по соседству с усадьбой, где поселился Грегорио, уведомлял отца о том, что брат мой ведет себя крайне дурно и, в частности, соблазнил трактирную служанку из ближнего городка и сожительствует с ней бесстыдно и напоказ, нимало не заботясь о добром имени семьи, а также о мнении окрестных дворян и горожан.
Все эти сведения крайне опечалили отца. Он скрыл их от матери и решил сам поехать и узнать всё на месте; так сказать, убедиться собственными глазами в семейном нашем позоре.
Сейчас вы узнаете, почему мне так хорошо запомнилось то, что произошло вслед за получением рокового письма.
Лето выдалось погожее, теплое и светлое. Отец сказал матери, что поедет проведать Грегорио. Мать, ни о чем дурном не подозревавшая, принялась уговаривать его, чтобы он и меня взял с собой за город. Зная причину своей поездки, отец противился уговорам супруги, как только мог! Но испугавшись, что она что-то заподозрит, обещал взять меня с собой. Он собирался выехать рано утром в собственной повозке в сопровождении нескольких слуг. Я думаю, он ничего не имел бы против того, чтобы я проспал назначенное время. Но я вовсе не прочь был прогуляться за город и пробудился ни свет ни заря!
Мы двинулись в путь. Должно быть, мне и прежде случалось бывать за городом, но запомнилась именно эта поездка. Светило солнце. В полях колосились, наливаясь зрелостью, хлеба. Сельские девушки в своих грубоватых, но ярких одеждах казались естественной частицей окружавшей их природы.
К полудню мы добрались до городка, в котором находился трактир, откуда брат мой сманил служанку. Мне было свойственно обычное мальчишеское любопытство и проще всего было удовлетворять это любопытство, прислушиваясь к болтовне слуг и служанок из нашего дома. При отце, а особенно при матери они побаивались распускать языки, но меня не стеснялись, воображая, будто я еще слишком мал для того, чтобы понять, о чем они сплетничают. Таким образом, я уже знал, зачем отец отправился в деревню.
Трактир представлял собою двухэтажное строение с наружной лестницей. На втором этаже помещались комнаты для приезжающих. Видимо, трактирщика уже осведомили о приезде моего отца. Едва мы подъехали, как поднялась заметная суматоха, прислуга заметалась по двору, из окон выглядывали женские лица. Всё это я с интересом разглядывал.
Наконец к отцу выбежал сам трактирщик, толстый, как и подобает трактирщикам, с хитрой физиономией.
— Добро пожаловать, мессир Джакомо! Я сейчас приготовлю вам комнату! А это ведь ваш меньшой? — он указал на меня. — Славный мальчуган!
— Благодарю! Комнаты нам не нужно, — сдержанно ответил отец. — Я надеюсь засветло добраться до усадьбы!
— Тогда, быть может, желаете отобедать?
— Нет. В усадьбе мы и пообедаем! Но я желал бы побеседовать с тобой наедине.
Отец говорил спокойно, но даже я, ребенок, заметил, что это спокойствие стоит ему значительных усилий.
Трактирщик закивал понимающе, пожалуй, слишком понимающе, как я теперь думаю, и, суетливо кланяясь, повел отца вверх по лестнице. Слугам и мне отец приказал подождать внизу, во дворе.
О чем беседовал мой отец с трактирщиком, я догадываюсь, хотя слышать их беседу мне не довелось. Зато я беспрепятственно вслушивался в разговоры трактирных слуг и служанок с присевшими на скамью у стены слугами моего отца.
Как сейчас вспоминаю яркий солнечный день и молодую женщину, выплеснувшую помои из лохани прямо во двор. Совершив сие полезное деяние, она сочла необходимым для себя передохнуть с полным на это правом. И вот, оперев пустую лохань о бедро, она остановилась перед нашими слугами. Я почувствовал, что мне и стыдно, и приятно глядеть на ее обнаженные до локтей сильные, привыкшие к черной работе руки, на полные сильные бедра, ясно видимые под юбкой. Должно быть, она заметила мое смущение, потому что потрепала меня по волосам и в этот простой жест вложила всю развращенность женщины, то что называется, видавшей виды. Меня смутила эта ласка, я отбежал в сторону и притворился, будто внимательно разглядываю кучу песка, выискивая мелкие цветные камешки. Но уши я навострил.
— Ты давай полегче! — добродушно заметил один из наших слуг постарше, обращаясь к трактирной прислуге. — Не видишь разве, молодой господин еще дитя!
Служанка заливисто расхохоталась.
— Такое же дитя, как его старший брат! — звонко произнесла она.
Слуги посмотрели на женщину выжидательно, им хотелось услышать более или менее подробный рассказ о любовной связи моего брата Грегорио.