Предел безнаказанности

22
18
20
22
24
26
28
30

Не дожидаясь, пока машина уедет, Крымов, уверенный, что с пригорка его не увидят, подбежал к ближней жерлице и наподдал по ней ногой. Та отлетела от лунки вместе с ледяными крошками, пружинка разогнулась, и катушка с леской закрутилась. Крымов схватил толстую и мокрую леску, зажал в кулаках и безуспешно попытался разорвать, при этом, едва не порезав пальцы, потом со злостью перекусил и бросил, увидев, как ее конец моментально ускользнул в лунку. Туда же он отправил и катушку со стойкой.

После чего одну за другой утопил еще четыре жерлицы, отыскал следующую, наклонился к ней и чуть не наткнулся глазом на раскачивающуюся пружинку с флажком на конце. Жерлица сработала! К своему ужасу Крымов догадался, что маленькая катушечка медленно прокручивается и отдает воде леску, не тянувшему в глубину грузику и не живцу, а схватившей этого живца щуке. Он опустился на колени, протянул к жерлице дрожащие руки, и тут его ослепил яркий свет.

– Никак, Игорь Викторович, рыбку вздумали половить?! – Павелко осветил лунку и наклоненную над ней жерлицу, потом вновь направил фонарик на Крымова, который, щурясь, защитился от света рукой. – К тому же чужую рыбку, на чужие снасти! Зачем вам это, гражданин следователь? Вы же не рыбак!

– А я ловить и не собирался, – Крымов поднялся с колен и машинально отряхнул брюки от прилипшего снега.

– А что же – притащился сюда пельмени перебирать? – усмехнулся Павелко. Он снова посветил на жерлицу и увидел быстро крутящуюся катушку. – Подержи-ка, Игорь Викторович, – он сунул фонарик в руки Крымову, ухватил леску и ловко подсек.

Тащил он очень быстро. Крымову даже показалось, что на другом конце снасти ничего, кроме пустого крючка, нет – так легко Павелко управлялся с леской. Он освещал фонариком оконце черной воды и не знал, что делать. Будь сейчас у Крымова нож, он, наверное, перерезал бы леску. Будь он сильнее Павелко – давно набил бы тому морду и утопил бы к чертовой матери оставшиеся жерлицы. Это вряд ли окончательно решило бы проблему, но, возможно, могло отсрочить очередную трагедию.

Словно завороженный смотрел он за действиями своего сослуживца, пока тот не склонился над лункой и не запустил в нее руку. Только теперь Крымов окончательно осознал, что позволить выловить щуку ни в коем случае нельзя.

Он уже был готов броситься на Павелко, но вдруг виски его с силой сжало что-то горячее. Причем с такой силой, что Крымов закричал и, выронив фонарик, схватился за голову. Стало больно глаза. Их словно что-то вдавливало внутрь, и Крымов испугался, что они вот-вот лопнут под этим давлением.

Самым ужасным было то, что он не знал, как избавиться от боли, от этих неизвестных и невидимых тисков. Крымов отчаянно замахал руками, затряс головой, закрутился на одном месте. Ничего не помогало. Более того – он вдруг, словно подкошенный, плашмя упал на лед. Сильно ушиб бедро, кажется, в кровь разбил локоть. Попытка подняться не удалась. Что-то швырнуло его лицом вниз, потом приподняло и вновь швырнуло. Ничего не видя, Крымов стал шарить руками вокруг себя, стараясь за что-нибудь зацепиться. Пальцы наткнулись на какой-то узкий длинный предмет. Он зажал его в кулак и, словно змея, извиваясь все телом, стал молотить им, куда ни попадя, по тех пор пока не услышал совсем рядом сдавленный вскрик…

Фонарик не так ярко, но все еще горел, когда Крымов открыл глаза. Он взял его в левую руку – правой лучше было не шевелить, и кое-как поднялся на ноги. Посветил вокруг. Павелко, вытянувшись в струну, лежал на боку. Все лицо его было измазано чем-то черным. «В Раево каждый раз кровищи – по щиколотку!» – вспомнил Крымов слова старшего лейтенанта.

– Чем же это я тебя? – вслух спросил он у трупа и тут увидел рядом с лункой щуку. Она была какая-то тонкая, и, с виду, намного меньше по весу той, из-за которой он лишился зубов. В уголке приоткрытой пасти торчал тройник, ведущая от него, скрученная в кольца леска, обмоталась вокруг поваленной жерлицы. В глаз рыбы было воткнуто что-то длинное, вернее, она была буквально пригвождена этим ко льду. Крымов присел на корточки, посветил на загадочный предмет и узнал в нем тот самый четырехгранный штык, который он вытащил из бардачка машины Василия Павелко и спрятал себе в карман…

* * *

Впервые на Калитниковском, или как его называют в народе «Птичьем» рынке Крымов побывал еще мальчишкой – дошкольником. Он вспомнил, что тогда ему не понравилось здесь все: царившие на рынке запахи, шум, толчея. Не понравилось, что отец, не спрашивая, хочет он того или нет, поднимал его под мышки и чуть ли не вплотную приближал к стеклам аквариумов, за которыми сновали многоцветные рыбки, и подолгу держал так. Ему было неудобно, иногда даже больно, рубашка постоянно выбивалась из штанов, и отец, каждый раз ее заправляя, говорил, что сын у него неряха и шаляй-валяй.

Крымов вспомнил, как у него устали ноги, и как он сказал об этом отцу, но тот велел прекратить хандрить и все водил и водил его по рядам, разговаривал с продавцами, приценивался к живому товару и почему-то всегда оставался недовольным. То и дело отец спрашивал у маленького Игорька, хотел бы он завести рыбок или черепаху, а может быть попугая или собачку, но тот только пожимал плечами. Заводить он никого не хотел – ему было очень жалко всех этих несчастных зверюшек, продаваемых хозяевами.

На самом деле, Игорька больше интересовало, к примеру, смогут ли рыбки в аквариуме, собравшись вместе и разогнавшись, пробить стекло, или через сколько минут хомячок перегрызет своими острыми зубками железный прутик на решетке, и легко ли будет собаке-пуделю перекусить ошейник… К его радости, отец тогда так ничего, кроме двух стаканов жареных семечек, и не купил.

И вот Крымов во второй раз в жизни оказался на «Птичке». Шла вторая неделя апреля. Солнце пригревало вовсю, и, судя по тому, как были одеты прохожие, о зиме в Москве уже давно забыли. Толкаясь среди посетителей рынка, Крымов десять раз успел пожалеть, что послушал жену и, выходя из дома, под кожаную куртку одел еще и шерстяной свитер. Куртку он давно уже нес в руках, но все равно то и дело вытирал со лба пот.

Крымов злился. В третий раз он обходил ряды с рыболовными принадлежностями и все никак не мог найти то, что искал. Поинтересоваться же о необходимом ему предмете во второй раз он не решался. Вполне хватило первой попытки, когда на вопрос, у кого можно приобрести электроудочку, седовласый продавец самодельными поплавками мрачно посоветовал немедленно убираться ко всем чертям, пока его здесь же не кастрировали.

Про существование электроудочек Крымов узнал из одного рыболовного журнала. В статье про живописное и некогда богатейшее рыбой озеро, рассказывалось, как в последние годы оно оказалось практически опустошенным и загубленным браконьерами. Автор статьи называл электроудочки, которыми пользовались браконьеры, по-настоящему варварским изобретением, уничтожающим и молодь, и взрослых рыб. Как раз с этой целью Крымов и собирался приобрести электроудочку.

Нет, он не стал ненавистником природы, хотя во время своей долгой болезни частенько вспоминал слова Павелко о ее враждебности человеку. Заболел он после последнего посещения Раево – заработал тяжелейшее двустороннее воспаление легких, да еще и с осложнением на сердце. Почти месяц провалялся в больнице, потом долечивался дома…

Павелко во многом оказался прав, и даже подтвердил эту правоту своей собственной смертью. Крымов не считал, что убил своего напарника. Он заколол только щуку, а уж с рыбаком расправилась какая-то другая, неведомая сила. Возможно сама Природа.

Что стало со старшим лейтенантом Павелко, больше никто так и не узнал. Тогда в Раево, увидев лежащих рядом трупы человека и щуки, Крымов долго еще сидел на льду и не мог прийти в себя. А потом принял самое простое, как ему казалось, решение: одну за другой утопил оставшиеся жерлицы, затащил тело Павелко в тот самый злополучный дом и закопал его в подполе. После чего сел в принадлежавшую покойному «Ниву», доехал до Москвы и, оставив машину на одной из малолюдных улиц, вернулся домой. А на следующее утро «скорая помощь» отвезла следователя Крымова в больницу – несколько часов на холоде дали себя знать.