Разрушь меня

22
18
20
22
24
26
28
30

— Видишь, где мы стоим? Здесь был ядерный завод. Он взорвался.

У меня глаза вылезают из орбит.

— Когда?

— Лет пять назад. Подчистили все моментально, скрыли взрыв от СМИ, от общественности. Никто не знает причин аварии. Но радиация тут смертельная. — Он помолчал. — Она унесла много жизней.

Адам останавливается.

— Сто раз ходил по этому участку, и ничего. Уорнер часто посылал меня сюда брать образцы почвы. Что-то там изучал. — Адам провел рукой по волосам. — Надеялся извлечь что-нибудь токсичное. Он большой любитель ядов. Когда впервые я ступил на эту территорию, Уорнер решил, что я умер. Сыворотка на постоянной связи с особым процессором: когда солдат погибает, срабатывает сирена. Уорнер знал, чем рискует, посылая меня сюда, и не удивился, что я погиб. Куда больше его удивило мое возвращение. — Адам пожал плечами, будто речь шла о пустяках. — Какие-то химические вещества разрушают следящую сыворотку на молекулярном уровне. Сейчас все думают, что я мертв.

— А если Уорнер заподозрит, что ты ушел сюда?

— Может. — Адам прищурился на догоравший закат. Наши тени длинные и неподвижные. — Или решит, что меня подстрелили. В любом случае мы выиграем время.

Он с улыбкой берет меня за руку, но тут неприятная догадка вламывается в мое сознание.

— А как же я? Меня радиация не убьет?

Я впервые очень хочу жить. Я не хочу все потерять так скоро.

— Нет, — качает головой Адам. — Забыл сказать: одна из причин, побудивших Уорнера послать меня за образцами, в том, что у тебя иммунитет к облучению. Вроде он нашел эту информацию в твоей больничной карте. Тебя тестировали…

— Но никто никогда…

— Возможно, без твоего ведома. Несмотря на устойчивость к радиации, биологически ты совершенно здорова. У тебя нет никаких врожденных пороков.

Никаких врожденных пороков.

Заявление было столь откровенно фальшивым, что я засмеялась, пряча недоверие.

— У меня нет пороков? Ты шутишь?

Адам смотрит на меня так долго, что я краснею. Он поднимает мой подбородок пальцем. Синий-синий взгляд пронизывает меня насквозь. Его голос низкий и ровный:

— Я впервые слышу твой смех.

Он мучительно прав. Я не знаю, как ответить, разве что сказать правду. Улыбка становится прямой линией.