Разрушь меня

22
18
20
22
24
26
28
30

— Адам. — Губы округло сложились в его имя. Я удивилась приятному знакомому ощущению, когда слово скатилось с языка.

Он сидит почти так же неподвижно, как я. В глазах появилось новое выражение, которое я не могу понять.

— Да?

— Как там, в реальном мире снаружи? — спрашиваю я, произнося все тише каждое слово. — Хуже стало?

Боль исказила его четкие, красивые черты. Он справился с собой только через несколько секунд и взглянул на окно.

— Честно? Я не знаю, где лучше — здесь или там.

Я тоже смотрю на стекло, отделяющее нас от реальности, и жду, когда разомкнутся губы Адама, — мне хочется услышать, что он скажет. Но тут мое внимание привлекает уже сказанное — оно мечется в голове, затуманивая чувства, застилая глаза, ослабляя внимание.

— Ты знаешь, что это движение оказалось международным? — спрашивает Адам.

— Нет, — отвечаю я, умолчав, что меня вытащили из дома и насильно увезли три года назад. Получается, меня увезли ровно через семь лет после начала проповедей оздоровленцев и четыре месяца спустя после того, как они пришли к власти. Я не сказала Адаму, как мало знаю о новом мире.

По словам Адама, Оздоровление запустило руки в каждую страну, желая видеть лидерами государств своих ставленников. Он сказал, что необитаемые территории всего мира поделили на 3333 сектора, которые контролируют особые Уполномоченные Лица.

— Ты знаешь, что они нам лгали? — спрашивает Адам. — Ты знаешь, что оздоровленцы кричали — кому-то надо руководить, кто-то должен спасти общество, восстановить мир? Ты знаешь, что они заявили: истребление оппозиции — единственный путь к миру? Ты знаешь все это?

Тут я кивнула. Тут я ответила «да».

Эту часть я помню: возмущение, бунты, ярость.

Глаза закрылись в подсознательной попытке блокировать тяжелые воспоминания, но это возымело обратный эффект. Протесты. Митинги. Вопли о невозможности выжить. Я видела женщин и детей, погибших от голода, стертые в щебенку дома, лунный пейзаж вместо прежних полей, приносящих теперь единственные плоды — разлагающуюся плоть жертв военных действий. Я видела смешанный с землей мертвенно-красный, винно-красный, темно-красный и даже роскошный алый оттенок любимой маминой помады.

Можно сказать одно: все погибли.

— Оздоровление всеми мерами удерживает власть, — продолжает Адам, — пытаясь развязать войну против восставших противников нового режима. Как новая форма правления, Оздоровление ищет поддержку у всех международных сообществ.

Я гадала, где теперь те, кого я видела каждый день. Что сталось с их домами, родителями, детьми? Кто из них уже лежит в земле?

Сколько из них убиты?

— Они все уничтожают. — Голос Адама звучит странно торжественно в этой тишине. — Книги, артефакты, любое упоминание об истории человечества. Они доказывают, что это единственный способ улучшить создавшееся положение. Якобы нужно начать с чистого листа, чтобы не повторять ошибок предыдущих поколений.

Два