— Костюм? — От удивления у меня приоткрывается рот.
— Да. Но к этому перейдем чуть позже. — Он делает паузу. Улыбается. На его подбородке ямочка. — Вы же не станете нападать на меня, как на Кенджи?
— Я напала на Кенджи? — недоуменно морщусь я.
— Слегка, — пожимает плечами незнакомец. — Но зато теперь мы знаем, что у него нет иммунитета к вашему прикосновению.
— Я коснулась его? — Я резко села, едва не забыв подтянуть простыню. Залившись краской, вцепилась в край, как в спасательный круг. — Я искренне прошу прощения…
— Уверен, он примет ваши извинения. — Блондин углубился в свои записи, словно заинтересовавшись собственным почерком. — Что ж, неплохо. Мы ожидали деструктивных тенденций. Вы много вынесли за последнюю неделю.
— Вы психолог?
— Вроде того. — Он отбрасывает волосы со лба.
— Как это — вроде?
Он смеется, замолкает и катает ручку между пальцами.
— Да, в сущности, психолог. Иногда.
— Как прикажете это понимать?
Он открывает рот, но снова сжимает губы. Хотел ответить, но предпочел рассматривать меня. Он смотрит так долго, что я вспыхиваю. Он начинает что-то писать и пишет долго.
— Что я тут делаю? — спрашиваю я.
— Выздоравливаете.
— И давно я тут?
— Вы спали почти четырнадцать часов, вам дали мощное успокоительное. — Блондин смотрит на часы. — Что ж, кажется, с вами все в порядке. — И добавляет, поколебавшись: — Вы прекрасно выглядите. Просто потрясающе.
У меня во рту пригоршня рвущихся на свободу слов. Краска заливает лицо.
— А где Адам?
Он глубоко вздыхает. Подчеркивает что-то в своих записях. Губы изгибаются в улыбке.