И упали на одно колено.
Я перегнулась через балюстраду, охваченная желанием получше рассмотреть этот странный, почти хореографический ритуал. Я никогда не видела ничего подобного.
По меньшей мере полминуты продержав солдат на одном колене с высоко поднятой рукой, Уорнер сказал:
— Хорошо.
Встав, солдаты положили правую руку, стиснутую в кулак, на левую сторону груди.
— Второй сегодняшний вопрос еще лучше первого, — продолжал Уорнер без тени удовольствия в голосе, остро вглядываясь в стоявших внизу солдат — осколки изумруда языками зеленого пламени выхватывали фигурки в черном. — Делалье подготовил рапорт.
Целую вечность он смотрел на солдат, выжидая, пока сказанное дойдет до их сознания. Позволяя воображению солдат свести их с ума. Дожидаясь, чтобы виновных охватила предсмертная тоска.
Уорнер долго молчал.
Никто не двигался.
Несмотря на его уверения, я начала опасаться за свою жизнь. В душу закралось подозрение, уж не я ли заслужила наказание, не для меня ли пистолет в кармане Уорнера. Наконец я решилась повернуть голову. Он взглянул на меня, и я не поняла, что означает этот взгляд.
Его лицо — десять тысяч вариантов, смотревших сквозь меня.
— Делалье, — сказал Уорнер, по-прежнему глядя на меня. — Можешь выйти вперед.
Тощий, лысеющий человек в чуть более нарядной одежде вышел из пятой шеренги. Он заметно нервничал — втягивал голову, и голос его дрогнул, когда он заговорил:
— Сэр…
Уорнер наконец бросил накручивать на кулак мой взгляд и едва заметно кивнул лысеющему.
Делалье начал читать:
— Обвиняется рядовой 45Б-76423 Флетчер Симус.
Солдаты в строю застыли — от облегчения, страха, тревоги. Никто не двигался и не дышал. Даже ветер боялся издать хоть звук.
— Флетчер! — Одно слово Уорнера, и несколько сотен голов резко повернулись к обвиняемому.
Флетчер вышел из строя.