Стигмалион

Вильям преследовал меня. Он был повсюду. Я то и дело натыкалась на него в университетском кафе, постоянно обнаруживала в зеркале заднего вида его машину, следующую за мной до университета, мы часто уходили с лекций в одно и то же время. Иногда начинало казаться, что на мне датчик слежения, иначе как бы он мог так часто оказываться рядом?

По спине до сих пор бегали мурашки, когда я видела его. Я часто не могла заставить себя отвести от него взгляд. Мне становилось жарко, когда я слышала его голос.

Реакции моего тела на Вильяма были просто феноменальными: все наркотики мира были просто конфетами в сравнении с одним его присутствием… Но тело – это, черт возьми, всего лишь тело. И я не буду падать к его ногам только потому, что я изголодалась до смерти, а он – такое удобное и безопасное блюдо.

Теперь я была честна с собой: Вильям поселился в моей голове сразу же после того, как я узнала, что мы совместимы. Это не была любовь – это была безнадежность. Это был не танец душ, всего лишь диктатура тела, у которого не было иного способа нормально жить и удовлетворять свои потребности. Я полюбила Вильяма, как полюбила бы любого, окажись он совместимым со мной.

Да, это не было любовью.

А мне нужна была любовь. И я собиралась ее найти. А не найти, так вырастить самостоятельно. Из дружбы, говорят, может вырасти прекрасная любовь.

А из хорошей дружбы и вовсе может получиться нечто чудесное.

Крейг как-то пригласил меня на свидание, и мне оно понравилось. Мы болтали без умолку, бродили по улицам, смеялись над всякой ерундой. Например, над тем, как потрясно он изображал моего бойфренда и бросал к моим ногам розы на парковке универа.

Потом было еще одно свидание и еще одно. И уже на втором я бы поцеловала его, если бы могла целовать. На третьем Крейг взял меня за руку и обнял. На моей руке была варежка, шею закрывал шарф, а к лицу он не прикасался. Он был очень осторожен, и это было здорово.

Крейг знал практически все обо мне. Он с удовольствием читал мой Инстаграм уже несколько лет. А там я много откровенничала. Он знал меня дольше, чем Вильям, если уж на то пошло. И с каждым днем мое доверие к нему росло, укреплялось и превращалось в нечто большее.

Так что я даже однажды пригласила его в гости. Мы пили вино, я чувствовала себя очень расслабленно и счастливо. И в какой-то момент подумала, что могу позволить себе чуть-чуть больше, чем обычно. Я подошла и обняла его. Не по-дружески. Уткнулась лицом в его облегающий джемпер, провела ладонями по плечам. А он ответил мне. Ладони, облаченные в перчатки, коснулись моего лица, шеи, прошлись по спине.

– О чем ты думаешь? – спросил он.

– О том, что могла бы сделать прямо сейчас, не будь моя кожа такой эгоистичной сволочью…

Он рассмеялся, а потом добавил:

– Я думаю о том же. Если бы существовал хоть какой-то способ вытащить тебя из темницы, я бы вытащил. Я бы сделал тебя счастливой.

Мое горло свело от невыразимого волнения.

– А что, если есть… один способ?

И я рассказала ему обо всем. О горячей воде. О воске, которым можно покрыть ладони. И об окне в тринадцать минут, когда можно успеть делать все. Почти все. А потом мне просто нужно принять душ. Горячий, на пределе терпимости душ.

И Крейг не испугался. Не испугался, как сложно, странно и стремно все может быть.

Он прижал меня к себе и сказал, что сделает все, о чем я попрошу. Тем более что он тоже этого хочет. Только пусть это случится не сегодня, после того, как мы распили бутылку вина, а когда мысли будут ясными, когда мы купим восковой спрей и сможем точно отсчитать тринадцать минут. Раз уж это вопрос жизни и смерти.