Просыпаюсь с тяжелой головой. Уснула, только когда выплакала все слезы, и вот теперь глаза опухли и покраснели, в висках стучит пульс. Прошлый вечер вспоминается как жуткий, лихорадочный кошмар. Сегодня уже не верится, что я проникла в дом Балекина и увела одну из его служанок. Еще меньше верится в то, что она предпочла утонуть, но не жить с памятью о фейри.
Допиваю чай с фенхелем и одеваюсь, когда к двери подходит Гнарбон.
— Прошу прощения. — Он коротко кланяется. — Джуд, нужно сейчас же...
Таттерфелл машет на него рукой.
— Она не готова с кем-то там видеться. Вот оденется, и я ее пришлю.
— Принц Дайн ждет внизу, в кабинете генерала Мадока. Мне приказано привести ее даже в домашнем платье, а при необходимости принести. — Говорить такое Гнарбону определенно неприятно, но всем ясно, что отказаться невозможно.
Холод страха сковывает живот. Как же я не подумала, что уж принц-то, располагающий маленькой армией шпионов, первым узнает, что я натворила. Вытираю руки о бархатную кофту и, вопреки всем приказам, натягиваю брюки и обуваюсь. Меня никто не останавливает, не торопит. Даже в моем нынешнем, уязвимом положении важно сохранить остатки достоинства.
Принц Дайн стоит у окна, за рабочим столом Мадока. Стоит спиной ко мне, и мой взгляд машинально перескакивает на меч, свисающий с ремня и почти полностью скрытый тяжелым шерстяным плащом. Поворачиваться ко мне он не спешит.
— Я допустила ошибку. — Хорошо, что Дайн стоит там, где стоит. Разговаривать легче, когда он не смотрит на меня. — И я понесу любое наказание, которое только...
Принц поворачивается, и в его искаженном гневом лице я, неожиданно для себя, вижу сходство с Карданом. Рука падает на стол, сотрясая все, что на нем стоит.
— Не я ли принял тебя на службу и наградил великим даром? Не я ли пообещал тебе место при моем дворе? И однако же ты воспользовалась всем, чему я научил тебя, чтобы поставить эти планы под угрозу.
Опускаю голову и упираюсь взглядом в пол. Власть у него, и он может сделать со мной что угодно. Все, что угодно. Даже Мадок не в состоянии защитить меня. И я не только ослушалась его, но и продемонстрировала верность чему-то совершенно чуждому принцу. Я помогла смертной девушке. Я сама повела себя как смертная.
Прикусываю губу, чтобы не поддаться слабости и не молить о прощении. Я не могу позволить себе говорить.
— Рана оказалась не такая опасная, какой могла оказаться, но будь лезвие подлиннее, удар стал бы смертельным. И не думай, я знаю, что именно такой удар ты и готовила.
Ошеломленная этим заявлением, я вскидываю голову. Вот так сюрприз! Несколько неловких для обоих секунд мы смотрим друг на друга. Глядя в его серебристо-серые глаза, я вижу нахмуренный лоб и глубокие, недовольные морщины. Я отмечаю это все, чтобы не думать о том, как едва не призналась в преступлении большем, чем то, о котором он узнал.
— Ну? — Дайн первым нарушает молчание.
— Он хотел заколдовать меня чарами и заставить спрыгнуть с башни.
— Значит, теперь он знает, что ты неуязвима для чар. Все хуже и хуже. — Принц выходит из-за стола. — Ты — мое творение, Джуд Дуарте. Ты будешь наносить удары, только когда я прикажу. Во всех остальных случаях воздерживайся от любых действий. Понятно?
— Нет, — машинально отвечаю я. Это же нелепость. — Мне что же, нужно было уступить? Даже во вред себе?
Дайн зол, но был бы в ярости, если бы знал, что я натворила вчера.