— Жалость. Жалость и благотворительность, — еле слышно проговорила она, но Марк ее все-таки услышал.
— Не жалость! — Он резко оборвал ее, — Не жалость, а любовь и желание защитить.
— Спасибо, Марк, но я…
— Ты правильно сказала, я эгоист, — он развернул девушку к себе, — и я хочу тебя. Надолго. Навсегда. До конца твоей или моей жизни, понимаешь? И я взял тебя себе. Я не отпущу тебя, можешь не упрашивать.
Девушка тихо вздохнула.
— Ты вернешься со мной домой? — спросил тихо Марк.
Она отрицательно покачала головой.
— Нет, не вернусь.
Мужчина едва слышно простонал.
— Что мне еще сделать, чтобы ты мне поверила наконец?
Лина уселась на диван. Молчала, думала, вспоминала.
Есть ли смысл еще раз пробовать?
Или лучше вернуться к своему старому образу жизни до появления в ней понтифика?
Лина вспомнила, как счастлива она была, живя в доме понтифика, когда они по вечерам шутили и смеялись вместе, играли как маленькие дети. Как однажды ночью поспорила с Марком, что тот ее не укутает в одеяло, и через несколько минут, безудержно хохоча, выбиралась из плотно свернутого импровизированного конверта. Или как вошла тихо к понтифику, когда тот расслабленно лежал в ванной, и неожиданно для него включила холодную воду. Марк, ненавидевший ледяной душ, долго потом еще гонялся за девушкой по ванной комнате и брызгался на нее водой, а потом они вдвоем приняли душ, плавно перетекший в занятие любовью прям там, на мокром полу. И их ночи, страстные, опьяняющие, доводящие до безумия чувств, ночи, после которых Лина отсыпалась по полдня в его постели.
— Марк, — она взглянула на вампира, — Наши с тобой отношения начались с самого начала неправильно. Ты приказал, я подчинилась. Это неверно. Если ты так хочешь быть со мной вместе…
— А ты? — перебил он ее, — Ты сама этого хочешь?
Лина осеклась. Марк впервые поинтересовался ее желаниями.
Чуть подумав, она кивнула головой:
— Я предлагаю попробовать еще раз, еще раз начать. Но жить я пока буду у себя.
Он помолчал, обдумывая слова девушки, затем кивнул головой, соглашаясь с ее предложением.