Мужчина подошел к ней ближе и чуть обнял за плечи:
— Я, правда, не знаю, — сказал он тихо, — И я честно тебе об этом говорю.
Она нарисовала кружок на стекле и прошептала:
— Что для тебя важнее: я или клан?
Он скривился как от боли.
— Лина, я правлю кланом уже больше пятисот лет. Пятьсот лет! Это очень много, понимаешь? И когда ты меня спрашиваешь о том, что я выберу, это фактически спросить, без чего я согласен жить: без сердца или без головы. Ты — мое сердце, но клан — мой разум, — он склонился к ней и поцеловал, едва касаясь, в шею, — И я не знаю, что в итоге я выберу.
Она молча его слушала, никак не реагируя на ласку.
— Но я искренне надеюсь никогда не встать перед таким выбором. Потому что, ты — единственное существо в моей жизни, которым меня могут шантажировать. Ни брат, ни Фил, никто другой, только ты.
Она чуть дернула плечом, но Марк не убирал своих рук.
Лина понимала. На самом деле понимала его.
Она прекрасно помнила, как было тяжело отцу выходить на пенсию по выслуге лет. Человек, всю жизнь проработавший в одном единственном строительном управлении, поднявший отдел буквально с нуля, он с большим трудом пытался адаптироваться к спокойной жизни пенсионера, потеряв в одночасье чуть ли не смысл всей своей трудовой жизни.
Девушка опустила голову и зажмурилась.
— Но ты мне не хозяин, Марк, а я не твоя рабыня!
А вот это уже ему не понравилось.
— Лина, твое клеймо говорит о том, что ты мне принадлежишь, — нахмурился понтифик.
— Принадлежу, — согласно кивнула девушка. — Но я не рабыня, Марк.
— Есть определенные правила…
— Я не рабыня! — девушка твердо повторила.
Он тихо вздохнул с каким-то жутким отчаянием. Развернул ее к себе и с силой обнял, прижимая к себе.
— Я никогда не считал тебя рабыней, радость моя, — прошептал он ей на ухо, — Но мой приказ ты выполнишь.