— Как по мне, Дмитрий, все это пустая болтовня, — сказала она, и тут же дополнила: — Я не принижаю роль философии в истории становлении наук, однако есть вещи, которые никак не относятся к реальной жизни, и никакого толка от их обсуждения не может быть. Вот, например, сверхчеловек — существо, которое отринуло все человеческое, чтобы поравняться с богом. Но если он настолько могущественен, почему же бездействует?
Я знал ответ, но мне было интересно послушать, что скажет Морозова, поэтому я развел руками.
— Полагаю, все дело в том, что, перестав быть человеком, он утратил всякое желание оглядываться на наше существование, — продолжила та. — Будда не зря спрятался от мира и сидел под деревом. Он не стал богом, ему просто стало безразлично. Сила ли это? В таком случае у нас каждый второй аристократ по отношению к царским людям — бог, но ведь это не так?
Я улыбнулся.
— Не так, Виктория, вы совершенно правы.
Она допила кофе и поставила пустую чашку на поднос.
— Простите, Дмитрий, но мне уже пора, — сообщила Виктория, оглядываясь на часы. — Иначе опоздаю на самолет.
— Вас подвезти? — предложил я.
Морозова улыбнулась, но мотнула головой, отчего ее волосы заструились водопадом по плечам, распространяя запах так понравившихся мне духов.
— Благодарю, княжич, но я бы не хотела ставить вас в неловкое положение. Вы ведь уделяете мне столько внимания, а я ничего не могу дать вам взамен.
Я поднялся из-за стола и подал ей локоть.
— Я провожу вас, Виктория.
— Спасибо, Дмитрий, — ответила она, взявшись за мою руку.
На парковке мы расстались, и я дождался, пока боярышня сядет в машину. За рулем сидел Григорий, тот самый слуга, который встречал меня у Морозовых дома.
Черный автомобиль с гербом боярского рода выехал с территории ЦГУ, и я прошел к своей машине.
— Домой, княжич? — уточнил Виталя, садясь за руль.
— Да, — ответил я, вынимая телефон.
Полученные деньги я отложил на счет. Пусть пока полежат, позже решу, что с ними делать.
А вот обещание нужно было выполнять, так что я поднял стекло, отделяя свою часть салона, и набрал номер Черепанова.
— Слушаю, княжич, — отозвался тот после третьего гудка.