– Думаю, – кивнула головой Гела. – Но сейчас я к вам по другому поводу.
– Ну надо же! – усмехнулась преподаватель. – Она, оказывается, по другому поводу! Позволь полюбопытствовать – по какому?
– Юлия Мироновна! У нас прошлой ночью в подъезде было совершено преступление, и преступник оставил после себя какие-то надписи на неизвестном языке. Вот мне бы и хотелось узнать, что это за язык?
– А ты что, следователем на половину ставки устроилась? – ехидно спросила женщина.
– Нет, просто боюсь, чтобы это происшествие моей семьи не коснулось.
Голгофа несколько минут пристально смотрела на Ангелину, но потом сказала:
– Ладно, давай сюда свои надписи. Посмотрим!
– Они у меня на сотке сфотографированы. Надо бы на компьютер скинуть.
– Пошли ко мне в кабинет!
Юлия Мироновна тяжело встала и вышла с кафедры. Девушка поспешила за ней. В кабинете у Голгофы стоял «навороченный» «Макинтош».
– Давай сюда свою сотку, – обратилась преподаватель к Ангеле.
Она переписала файлы на свой ноутбук и вернула телефон Геле.
– Что ж, теперь можно и поглядеть, – произнесла женщина и открыла первую фотографию.
Она долго и с интересом рассматривала изображение. Затем пробубнила вслух:
– Заманчиво, заманчиво! Так говоришь, это в твоем подъезде написали?
– Да! – кивнула Ангелина. – А вы можете сказать, на каком языке это сделано?
– Похоже на смесь латыни с каким-то наречием.
– Как это?
– Некоторые слова четко прописаны на латыни, а вот некоторые – я не могу определить. Возможно, это какие-то каббалистические термины…
Юлия Мироновна открыла следующую фотографию и с еще большим энтузиазмом начала ее изучать. Гела не хотела мешать преподавательнице, но ее разбирало любопытство. Она с трудом дождалась, когда Голгофа просмотрела все снимки, и спросила: