Смута. Том 1

– Номер четыре… Крыленко.

– Номер пять… Молотов.

– Да мы же сдались!.. – истерично взвизгнул кто-то, вжавшийся в угол.

Аристов молча выстрелил. Голова взвизгнувшего дёрнулась, тупо ударилась о стену, штукатурка сделалась алой.

Входная дверь меж тем трещала вовсю, в неё стреляли и били прикладами, но Смольный институт ладили на совесть.

Военно-революционного комитета Петроградского совета больше не существовало.

Оставалось только одно – как-то отсюда выбраться…

– Патроны, – очень спокойно проговорил Две Мишени. – Где-то тут у них точно должны быть патроны…

Интерлюдия

Ленинград,

лето 1972 года, Комарово,

Академический посёлок

Юлька Маслакова была абсолютно и совершенно счастлива. Наверное, это было неправильно – ведь мама уехала, уехала надолго, и она, Юлька, должна скучать и страдать, но она совсем не скучала. Уж слишком интересно, невероятно интересно было всё, что с ней происходило.

С того самого момента, как она безошибочно указала на место, где стояла исчезнувшая «машина времени» (на самом деле, конечно, никакая не «машина» и уж тем более не «времени»), профессор Николай Михайлович Онуфриев не оставлял Юльку в покое. На бесшумно скользящей по дороге «Волге» (Юлька никогда не ездила на подобных машинах, на такси у них с мамой попросту не было денег) профессор возил Юльку на работу в институт, сажал в кресло, на манер зубоврачебного, обклеивал электродами, словно в больнице, снимал какие-то «показания».

Кстати, дядю Серёжу почему-то перевели в другой отдел, на совсем другую работу, отчего он сделался совсем злым, ну точно Карабас-Барабас или Бармалей. Хорошо, что школа кончилась, а то явился бы за Юлькой туда – она теперь его боялась.

Несколько помощников Николая Михайловича, как поняла Юлька, тоже посвящены были в тайну и к ней, Юльке, относились с каким-то удивительным трепетом.

– Да ничего эти энцефалограммы не покажут, Эн-Эм, – уверенно говорил низкорослый широкоплечий крепыш с бородой от уха до уха и в свитере крупной вязки под горло, в каких ходят туристы. – Это же суперструктура, четвёртая сигнальная система, мы же пробовали обсчитать…

Профессор Онуфриев, или Эн-Эм, как его тут все звали, молча кивал, хмурился, глядел на бесконечные бумажные ленты, исчерченные волнистыми линиями.

– Вы ж давно их предсказали, «чувствующих», – продолжал крепыш. – Пашка ваши же, Эн-Эм, вычисления просто довёл до логического конца.

Профессор недовольно поморщился.