Двери в полночь

22
18
20
22
24
26
28
30

Я медленно распрямилась, стараясь прочувствовать каждый момент, каждую секунду здесь.

Здравствуй. Я скучала.

Ночь обняла меня со всех сторон, окутала мягким теплом непроглядной синей темноты, окружила ощущением покоя.

Прошло уже несколько месяцев. Ветер, никогда не стихающий здесь, коснулся кожи, тронул прядь волос, как ласковый дедушка касается щеки своей маленькой внучки. Принес запахи, которых больше не почувствуешь нигде и никогда — запахи свободы, настоящей, неподдельной; запахи, отдающиеся в сердце глухой тоской по забытому и забытым; запахи, заставляющие вспыхивать в мозгу череду образов, ни один из которых ты не можешь уловить.

Так пахнет ночь — там, Наверху. Когда ты не можешь вспомнить забытое — это Нижний Город зовет тебя обратно. Когда тебе хочется выть от тоски по тому, чего даже не было, — это Нижний Город напоминает о себе. Когда ты выбегаешь в ночь, не в силах оставаться в стенах, — это он ведет тебя, манит к себе, уговаривая остаться, вернуться домой. Когда ты бродишь среди фонарей и не можешь найти себе место — это Нижний Город говорит с тобой.

Дом. Единственный настоящий дом. Мрачный, тяжелый, неприветливый, пьянящий, гипнотизирующий, родной, спокойный — дом…

У Вел оказалась очень хлесткая рука — кто бы мог подумать. Я схватилась за щеку, непонимающе моргая глазами с набежавшими от резкой боли слезами. Эмпат смотрела на меня укоризненно, поджав губы и продолжая разматывать провода наушников.

— Оу, — до меня наконец дошло, — спасибо.

— Обращайся, если что, — она развернулась, намереваясь занять свое привычное место, — как-то тебя крепко приложило в этот раз.

— Наверное, из-за того, что давно тут не была, — пожала плечами я. Щека до сих пор горела, но это даже к лучшему. Я судорожно пошарила по карманам, нашла пачку и вытащила сигарету. Руки у меня тряслись так, что едва удалось совместить огонек зажигалки с ее кончиком.

Глухой удар возвестил о появлении Михалыча, и Черт, обернувшись, поднял вверх большой палец — можно было двигаться. Морок, насланный Нижним Городом, постепенно рассеивался, и я пошла вперед, высматривая Катарину.

Крапива, скинув на плечи капюшон, уселась прямо на землю, разложив сбоку самое необходимое — пару бинтов и несколько подозрительных банок. Вел, спрятав в волосах оранжевые наушники, прикрыла глаза, чуть развела руки и замерла в недвижимой позе. Я посмотрела на единственных в нашей компании людей и вдруг задумалась, каково им здесь. Как-то давно Вел, следя за нашими изменившимися лицами, сказала: «Хотела бы я хоть раз ощутить зов Города так же, как его чувствуете вы». Каково нашим людям находиться в другом мире, наполненном призраками, пустыми домами, мрачными улицами, в вечной темноте?

Окурок уже почти обжигал пальцы, когда я взяла себя в руки и подошла к вампирше. Краем глаза я заметила, что Черт следил за мной и, убедившись, что я не одна, стремительно скинул с себя куртку и рубашку. На минуту он заскочил за какое-то дерево — и вот с другой стороны выскочил уже черный волк. Красный язык высунут наружу, глаза сияют, бока ходят ходуном.

— Капита-а-ан, — не удержалась я от улыбки.

Черт повернул ко мне косматую голову, моргнул, как будто подмигивая, и кинулся вперед, исследовать свою часть города. Крапива, до этого сидящая на земле в медитативной позе, привычно встала, зашла за дерево и вернулась с одеждой Черта, тут же сложив ее аккуратной стопочкой. Кажется, что-то изменилось, пока меня не было…

Я повернулась к Катарине. Вампирка застыла в напряженной позе, вглядываясь в темноту впереди нас, готовая сорваться в любой момент. Кажется, ей здесь совершенно не нравилось.

Я аккуратно тронула ее за плечо. Она быстро обернулась.

— Ты не будешь против, если я превращусь? — Я наконец выбросила бычок и притушила его носком кеда. — Полетать хочется.

Секунд двадцать она всматривалась в мое лицо:

— Не сейчас. Хочу точно знать, что нет опасности для тебя.