– Мисаки, ты же не хочешь сказать, что…
Я повысил голос, но помехи становились хуже и хуже, и я понятия не имел, сколько из того, что я говорил, она услышала.
– Там с тобой кто-то есть?
«Я…»
– Кто это? Мисаки!
«…сожалеть об этом, поэтому…»
…И все.
Ее голос пропал. Краткий миг – и посреди летней ночи, полной жутких «катастроф», слабая нить, каким-то чудом соединившая нас, оборвалась. Надвигалась полночь; близилось 9 августа.
10
Я кинулся бежать сразу же, никому ничего не став объяснять.
Освещением мне служило пламя, продолжающее пожирать здание. Со всех ног я несся прочь от ворот по тропинке, огибающей задний двор с востока. Пепел, падая на мокрую от дождя землю, образовывал месиво, бежать по которому было жутко скользко. Мне все же удалось ни разу не упасть – и наконец передо мной оказался тот самый сарай. Думаю, не прошло и пяти минут.
Вой ветра состязался с ревом пламени. И сквозь все это я услышал далекий голос пожарных сирен…
Подбегая к сараю, я искал глазами Мей.
Сарай отстоял от главного здания метров на десять, не больше, так что не удивлюсь, если скоро он тоже займется – раньше или позже, в зависимости от направления ветра. Но пока, к счастью, постройка была на вид цела.
– Мисаки! – придушенным голосом выкрикнул я. – Ты где? Мисаки!
Ответа не было. Но…
Я пошел вокруг сарая, продолжая ее звать, и, добравшись до северной стороны, наконец увидел. Мей стояла в одиночестве, прислонившись спиной к стене.
– Вот ты где…
Ее блузка, юбка, ее волосы, лицо, руки, ноги… все было в саже и пепле. Но, как она и сказала мне по телефону, без серьезных ран, похоже, обошлось…
– Мисаки?