Вкус ужаса. Коллекция страха,

22
18
20
22
24
26
28
30

«Возможно, он убил ее», — написал в ответ Франклин.

«Не думаю, — ответил Сиритис. — Он слишком ее любил».

Вот еще одна «неизвестная» деталь об Олдридже. Подобного рода информацию не включают в справочники. И все же любовь Олдриджа была очевидна, стоило лишь перечитать его работы. Олдридж очень хорошо разбирался в женщинах. Обычно писатели–отшельники творили эротику, основываясь исключительно на своих неудовлетворенных желаниях, и сводили повествование к тупой похоти. Новички же заливали текст сахарным сиропом, пригодным разве что для подростковой мастурбации. Олдридж же писал как фанатик своего дела, пытающийся разобраться во всем, что ему удавалось узнать о чуждом, едва ли не инопланетном виде. В их форме, их теле, их внутреннем строении, предпочтениях. Его восхищало само проникновение мужчины в женщину. При всех различиях между мужчинами и женщинами они идеально подходили друг другу. Его восхищало подобие и бесчисленное количество комбинаций гендерных особенностей. Внешность могла лгать (при определенном умении один пол можно было превратить почти в идеальное подобие другого). Правда скрывалась внутри: анатомия и эмоции не лгали. Олдридж искал ту частоту, на которой понимание между полами смогло бы стать более полным.

Возможно, в каком–то из литературных агентств, думал Франклин, один лишь тон его книг так впечатлил рецензента, что тот не смог избавиться от кошмаров и породил легенду о том, что книга вторгается в сны.

Франклин жаждал обсудить свои теории с Сиритисом, который не отвечал уже дольше недели. А когда ответил, письмо было совсем коротким и состояло из извинений в связи с тем, что Сиритис «немного приболел».

«Пир и победа: погребальный костер» был самой главной попыткой Олдриджа описать, красной нитью прошить в сюжет утверждение о том, что некоторые люди стремятся убить своих любимых именно потому, что любят их. Речь шла не о сумасшедших мстителях, не о маньяках с романтическими фантазиями. И даже не о мокрых снах и терзаниях неудовлетворенной плоти. Олдридж писал о рационально мыслящих существах, о судьбе, которую они творят для себя сами, словно генерируя магию, не осознавая того; писал так, словно сама любовь была злобным божеством, которому лучше не попадаться на глаза. Стихийное жертвоприношение пожирало не только влюбленных, но и всех, кто когда–либо коснулся истории их любви.

Возможно, Олдридж этим рассказом признавал «Пир» — книгу — своим реквиемом. Франклин предполагал, что весь сборник составлен как лестница, ведущая к финальному рассказу, к всепоглощающей смерти.

Поначалу автор писал о жизни — о достижениях, трагедиях, победах, увеселениях, сожалениях, удовольствиях. И весы склонялись в сторону успеха. А затем — ритуальные приготовления к концу страданий.

Но каких высот он достиг по пути!..

Франклин внезапно понял, как зародилась легенда об этой книге. Сам сборник был литературным вариантом «Мрачного воскресенья» — венгерской песни, написанной в 1933 году и повлекшей серию самоубийств, порожденных якобы ее исключительной депрессивностью, особенно среди поклонников джаза, которые слышали версию Билли Холидей. Миф заключался в том, что композитор Резсо Сересс написал песню для бывшей девушки, с которой надеялся «быть счастлив в смерти». Девушка покончила с собой, оставив записку со словами «мрачное воскресенье», и Сересс покончил с собой, спрыгнув с высокого здания в Будапеште в 1968 году — от отчаяния, что не может создать ничего более популярного, чем эта песня.

Франклин знал, что обычно люди повторяют слухи, но никогда не могут назвать тех, кто эти слухи породил. Дж. Артур Олдридж стал таким же неизвестным, затерялся в истории, обреченный на забвение в тот момент, когда университетские библиотеки сменили карточные каталоги на компьютерные базы данных. Одна неправильно введенная буква — и найти сведения становилось невозможно; одна ошибка в перекрестной ссылке — и карьера навсегда потеряна в глубинах сервера, не говоря уж о том, что файл могут десятилетиями не находить и не исправлять. Франклину нравилась аналогия с рукой. Он любил говорить: нарисуйте человеческую руку. Звучит легко. (Вручите кому–нибудь карандаш и попросите его нарисовать руку, которая будет выглядеть как рука. И никакого обмана — только детки в садике обводят собственную ладонь, приложив к бумаге.) Все считают, что могут это сделать, но на самом деле задание оказывается более чем сложным.

Тоже касается всех, кто вручную переносит в систему данные каталожных карточек за мизерную плату. Они пытаются старательно перепечатать все до последней буквы. И это задание тоже кажется легким, вот только ошибок при этом не избежать. А если вы Дж. Артур Олдридж, ваше существование как автора будет уничтожено. Всем системам необходимо время, чтобы войти в нормальный ритм. Нет быстрого пути к познанию. Вот почему человечеству до сих пор нужны такие люди, как Франклин Брайант и Джон Сиритис.

Франклин работал над заметками и с нетерпением ждал ответа от Сиритиса, проверяя почту по три–четыре раза в день. Июль сменился августом, и только тогда пришел ответ:

Прошу прощения за то, что включил вас в рассылку, но я посчитал своей обязанностью сообщить вам, что Джон Сиритис скончался в 19:30 по Гринвичу во вторник, 10 августа, в больнице «Фримли Парк» в Сюррее. Ему было 57 лет. Многие из вас знали, что у Джона эпилепсия. В конце июля он заразился гриппом, который перешел в лихорадку со рвотой. После МРТ, анализа крови и спинномозговой пункции был поставлен диагноз: острый вирусный энцефалит. Невролог тут же прописал антисудорожные средства и ацикловир. К сожалению, начальный диагноз — грипп — был поставлен неверно, и поражения оказались фатальными. При энцефалите происходит воспаление головного мозга, которое в сложных случаях не оставляет надежды на полное восстановление организма, страдают двигательные функции, поведение и сознание. И хотя 5 августа лихорадка ослабла, Джон страдал от судорожных припадков и внезапных обмороков. Он впал в кому 6 августа и не пришел в сознание до самой смерти. Внецерковная погребальная служба будет проведена 15 августа в Кемберли. Джон настоял на кремации.

Меня зовут Кеннет Нуффилд, я был партнером Джона последние двадцать лет. Я рассылаю это письмо всему списку контактов в его электронной почте, в надежде донести печальную новость до его друзей в Америке, тех, кто не сможет присутствовать на похоронах. Я получил от Джона список организаций (приведенный ниже), которым он очень хотел помочь пожертвованиями.

Я полагаюсь на ваше сочувствие и любовь в этот тяжелый миг и отвечу на любые ваши вопросы, предоставлю любую информацию, если вы свяжетесь со мной по адресу…

Сиритис был мертв. Его мозг сгорел.

А до начала нового семестра осталось всего несколько дней.

Франклин отправил Кеннету Нуффилду несколько осторожных сообщений. Ему было совершенно ясно, что Сиритис и Нуффилд очень любили друг друга. Франклин пытался представить, что должен сейчас переживать Нуффилд. Все вдохновение, которое вызывали раньше исследования, испарилось, потому что найти факты не представлялось возможным. Стало сложно концентрироваться, Франклин легко отвлекался. Он снова перечитал рассказы — все работы Олдриджа, — но между строк не нашлось ничего нового. Ему требовалось нечто такое, что помогло бы преодолеть пропасть, возникшую после смерти Сиритиса, и за неделю до начала занятий Франклин получил это «нечто».

Небольшую посылку от Кеннета Нуффилда, с марками и штампами Соединенного Королевства. Внутри нашлась записка от Нуффилда, где в частности говорилось: «Ваш интерес к автору стал источником многих радостей Джона. Он говорил, что Вы дорожите им, и я уверен, Джон хотел бы, чтобы это принадлежало вам». Во внутреннем пакете, запечатанном пленкой и клейкой лентой, лежал экземпляр ««Пира“ и других», принадлежавший Сиритису. В точности такой, как Джон его описывал: грубые страницы, скользящая обложка и прочее.