Вкус ужаса. Коллекция страха,

— Всю жизнь, — тихо сказал он. Языку него заплетался. — Мой Па научил меня готовить.

Теперь, заговорив, людоед выглядел как пятилетний дебил, который не знает, что ему делать. Он грустно на меня посмотрел, потом, похоже, очухался и заглянул мне в глаза.

— Я от этого становлюсь сильнее. Я ем людей и ем их души. Так говорил Па. Он съел Ма, а потом сказал, что теперь ее душа останется в нем насовсем.

— Да ну?

Людоед в цветастой гавайке смущенно кивнул. Я покосился на его пленников. Мать не шевелилась. Наверное, вырубилась, увидев, что с ее мужа живьем сняли кожу. Паренек был в сознании. Его глаза были широко распахнуты, но смотрел он не на умирающего отца, а на убийцу. Мальчишка смотрел на него, запоминал и явно планировал месть, которую вряд ли мог осуществить.

— Почему бы тебе не отпустить семью? — предложил я. — Можешь меня съесть. Моего мяса тебе хватит на месяц.

Идея ему не понравилась. Он яростно замотал головой и сжал скальпель покрепче.

— Нет, нет, нет, нет, нет.

Я кивнул.

— Уверен?

— Я сказал: нет!

Ясно. Требовался новый подход. Этот придурок явно заколебался. Осталось правильно разыграть карты. Мне нужно было заставить его говорить.

— Ладно, прости, — тихо сказал я. — Я просто никогда не встречал парня, который торгует сэндвичами с человечиной.

Бородач присел на корточки. Его голова переходила сразу в плечи, шеи у идиота я не заметил. Выглядел он как арбуз с руками и ногами, обряженный в кричащую рубашку с рисунком из ананасов. Он сел на пол, скрестив ноги, и я заметил, что его сандалии и носки покрыты, засохшей кровью, волосами и грязью.

Он хотел поговорить. А я отчаянно жалел, что у меня в голове коктейль. Мало мне сотрясения мозга, которое этот поганец устроил, так еще и таблетки с виски явно плохо сочетались. Чувствовал я себя преотвратно.

— Я не торгую человеческим мясом.

Разговаривал он спокойно. Светлые волосы, густые и вьющиеся, были сбиты в колтуны и тоже покрыты кровью и грязью. Кожа на лице была загорелой, а борода и усы выцветшими. Руки напоминали варежки, из которых торчали пальцы–сардельки. Я старался не думать о том, что эти руки могли делать.

— Что значит «не торгуешь»? — спросил я, чтобы потянуть время.

Борода покачал головой.

— Человеческое мясо только для личных нужд, — гордо сказал он. — Посетителям на барбекю идет свинина и говядина.