«Боже, — подумал я, — это сработает лучше».
Людоед взял резак за ручки и натянул проволочную струну. Я напрягся, дернув руки из наручников, и по запястьям потекла кровь. Просто, я знал, к чему движется дело, и не мог сдержаться.
Чтобы не ударить урода в лицо, понадобилась вся моя сила воли. Я не мог рисковать. Я все еще был в наручниках. Ударить его я мог, но тогда последним смеялся бы уродец. Нужно было сидеть и терпеть.
Он погрузил проволоку в разрез на моей ноге и вонзил ее в мою плоть в натянутом состоянии. Я сжался. Он убедился, что проволока как следует вошла в рану. Больно было так, что меня начала бить дрожь.
— А теперь не шевелись, — сказал он.
И дернул!
Проволока быстро и чисто вошла в мою плоть, как разогретый нож входит в масло. Вошла примерно на дюйм. Худшей боли я в жизни не испытывал, но мне удалось не дернуться.
Я зажмурился и стиснул зубы, пытаясь удержать крик. А когда открыл глаза, увидел, что именно я чувствовал. Я увидел убийцу, который изо всех сил тянул ручки на себя. И почти закончил работу. Ему остался последний рывок.
После которого кусок моего филе отделился от ноги.
— Вот! — воскликнул Джуниор, словно добившись чего–то важного.
Я отвернулся. По щекам катились слезы. Боль была невыносимой.
Джуниор отбросил окровавленный инструмент и аккуратно поднял полоску мяса. Она покачивалась в его руках. Веса в ней было порядочно. Все мои силы ушли на то, чтобы не сблевать. Меня тошнило, голова кружилась, перед глазами плыло.
В руках убийцы болтался кусок моей плоти, примерно пятнадцать на семь сантиметров. На моей ноге истекала кровью соответствующая рана.
Думать почти не получалось. Я поднял голову и попытался заговорить, но понял, что не могу разжать сцепленные зубы.
Потом получилось.
— И что теперь, Джуниор?
— Приготовлю и скушаю стейк, — ответил он, глядя на мясо в руках.
— Приготовишь? — выплюнул я. — Ты что, девчонка?
Это его расстроило. Он чуть не уронил кровавый кусок на грязный пол и обиженно вздернул подбородок.
— А что такое?