Монахиня Адель из Ада

22
18
20
22
24
26
28
30

В очередной раз покопавшись в сумке, экс-привратница достала две коричневые палочки. Затем, подумав, одну спрятала.

— Одной достаточно, думаю… — загадочно произнесла она. — Неси сюда свои молодые фотографии!

Вздрогнув и нахохлившись, баба Маша собралась было покинуть кухню. Но вдруг остановилась.

— А эти-то, твои-то, может, спрятать куда-нибудь, а то, не ровён час, польёт их кто-нибудь чайком или супчиком…

Она кивнула на фотки, лежавшие на столе. Мадам вскочила, забыв о недомогании.

— Да порву я их нафик и — в печку…

Бабу Машу снова передёрнуло.

— Стой, не надо рвать! Говорят, когда чьи-то-фото рвёшь, привязываешь к себе того человека…

Мадам сникла.

— Был бы человек, а то… Мразь. И приметы тут твои ни при чём, и без примет он ко мне ещё сунется, неоднократно подкатится, нужна я ему буду, как пить дать! Я ему время от времени сильно пригождаюсь, с большой регулярностью, иначе не заманивал бы меня в своё логово почти двести лет назад…

Она взирала на фотки с ненавистью.

— Хорошо, сожгу целыми!

— Погодите! — вмешался Максимка. — Если на всех этих фотках ваш главный недруг, только в разных обличьях, то, может, сохранить их стоит?

— Зачем?

— Ну, чтобы узнать при встрече… Когда-нибудь…

Старуха хмыкнула.

— Он второй раз в одном и том же обличье не является, по крайней мере, людям…

— Ну, тогда сожгите, что ли… — согласился Мася.

Мадам начала бросать фотки, по одной, в огонь. При каждом броске в печи возникала, будто живая, большая страшная морда и невыразимо морщилась, будто от боли. Потом исчезала.

— Морщится ещё, скотина, будто не знает, что его в самом конце ждут ещё худшие муки… — цедила экс-привратница, запугивая отсутствующего экс-начальника.