Монастырь дьявола

22
18
20
22
24
26
28
30

Голоса включились разом, как фонтан, будто кто-то нажал какую-то кнопку. Все говорили одновременно, разом размахивая руками. Люди пытались решить неразрешимую проблему – одинаковое время на всех (абсолютно) часах.

– Мистика какая-то…. Бред….. – так же, как все, врач потряс своими часами, – ни за что бы ни поверил…

– Это невозможно! Мы выехали из гостиницы в девять! – растерявшись, женщина-экскурсовод даже перестала плакать, – а теперь…. Теперь скоро вечер… катастрофа произошла в начале четвертого…. Значит, сейчас должно быть часа четыре!

Все подняли головы вверх и посмотрели на кусочки серого неба, видневшегося среди деревьев. День клонился к закату, солнце давно спряталось среди свинцовых облаков. Только в глубине, совсем высоко, тоненькие лучики пытались пробиться сквозь бетонно-серую стену, и в тех местах небо было немножко светлей. Он смотрел на небо вместе со всеми. До тех пор, пока люди не очнулись от сковавшего их шока и не закричали одновременно – все разом. Шум разрастался, как снежный ком, и вибрировал так, что ему хотелось заткнуть уши. Он был единственным, кто не влился в этот хаос.

Истерический женский визг действовал на нервы, как звук электропилы. Он шел отовсюду сразу, и в первые мгновения ему захотелось зажать уши руками. Цивилизованные маски сдержанности и приличий полетели в стороны. Люди на поляне превратились в обезумевшую стаю диких зверей.

Он не мог их слушать. Не мог тут быть. Он давно отвык жить среди людей. А среди таких – особенно. Впрочем, женские вопли и на большинство остальных мужчин действовали, как красная тряпка на быка. Он усмехнулся глупой иронии человеческих отношений. Женщины тратят массу усилий и денег, чтобы выглядеть красивыми, чтобы нравиться мужчинам, а потом перечеркивают все достигнутое каким-нибудь истерическим воплем, не понимая, что на таком фоне мужчина уже никогда не увидит ни модную прическу, ни красивую грудь.

Он сделал несколько шагов вперед, потом – еще несколько шагов, до тех пор, пока голоса за спиной не стали глуше, и, в конце концов, не зазвучали, как сквозь мокрую вату. Он вошел в лес, и, теряясь среди редких изумрудных просветов, мягко ступал по столетнему мху, как по ковру в собственной гостиной. Когда у него еще была гостиная…. Слишком давно… Деревья росли друг от друга на значительном расстоянии, и от этого идти было легко. Легко и мягко. Он полной грудью вдыхал пряный запах прошлогодней листвы.

2009 год, Россия, Смоленская область

В лесу было холодно и тихо. Знакомая с детства тишина.

Старые «Жигули-копейка» дребезжали по ухабистой лесной дороге. Вокруг не было ни души. Был бы кто – не пришлось бы ему, старому деревенскому священнику, трястись на ночь глядя через лес.

Но пусть кого-то другого пугают эти леса! Он знает их с детства. Каждую тропинку, каждую заброшенную дорогу – все вокруг этих мест, где прошла его жизнь. Для него лес был родным, привычным. Местом, где можно дышать свободно, Страх бы испытывал кто-то другой…. Приехавший из города, к примеру. Стоило подумать так, и мысли переключились в другое русло.

Эти приезжие из Москвы… Столичные журналисты, кажется. Наглые, разбитные, смотрящие свысока… Джип их стоил столько, сколько не зарабатывало за год все население их деревни! Разговаривали надменно, и еще так, будто делали одолжение тем, что приехали в их края.

– А правда, что в деревне пропадают люди? Но ведь вы не станете спорить с тем, что пропажа людей – установленный факт…

Сначала он пытался отмахнуться, но они приставали все настойчивей… Наконец он совершил промах – вернее, небольшую оплошность, но ее хватило, чтобы корить себя до конца дня…

Вместо того, чтобы послать их к председателю или в милицию, он вдруг ляпнул, что не в поселке, мол, пропадают, а на окраине, там, где заброшенные дома… Там была раньше церковь, а потом, во времена оккупации, немцы там жителей деревни сожгли заживо… С тех пор не живет там никто, от домов одни руины остались. И вот там, кажется, кто-то пропадал.

Столичные жители обрадовались, засуетились, помчались на окраину. Долго снимали обгоревшие руины какой-то маленькой камерой, на непонятном жаргоне разговаривали между собой. К счастью, об этом никто не узнал. Но совесть его не была спокойной. Как же, священник, и распространяет глупые слухи… Он мучился до следующего утра.

А следующим утром одна из старушек, бесплатно убиравших в церкви, принесла новость, мгновенно снявшую всю тяжесть с его души.

– Председатель столичных телевизионщиков на руины послал, они передачу будут снимать про то, как людей у нас нечистая забирает… Только глупость все это, нечистая вовсе не там!

Он хотел было пристыдить помощницу за сплетни, да, услышав новость, раздумал. Новость обрадовала: значит, не только он проговорился про сожженные дома. И председатель… Теперь с души словно камень упал! Тем более, что покрутившись на руинах, телевизионщики уехали к вечеру. И слава Богу! Как бы ни произошло чего… Говоря про нечистую силу, старушка имела в виду староверцев, издавна обитавших в их лесах. Но это было неверно. Сожженные руины домов как раз и были дьявольским местом. И если был в их краях дьявол, он обитал именно там.

Задумавшись, он не заметил темную фигуру, застывшую на пороге церкви и не сводящую с него глаз.