– Но ведь можно, оказывается, этого избежать. Вот я вас удержал. Может, и фрейлейн Гретхен в состоянии. Или что иное… – Адам задумался, потому что мысль привлечь гусара к сыскной работе еще не оформилась и не обрела логических связей.
– Да я-то такого прекрасного кавалера!.. – обрадовалась Гретхен. – Вы, господин гусар, не думайте, я не такая! Я по доброте и с любовью!
– Неправильно получится, – возразил гусар. – Как сие ни прискорбно, а мне, как видно, велено прыгать в воду – я и буду прыгать. Таков приказ.
– Чей приказ?
– Не ведаю. Но выполняю. Дурак потому что. Пить меньше надо было. А вот теперь и расплачивайся.
– Ясно… Двести лет, выходит, сами себя наказываете?
– Приказ выполняю.
– А что будет, коли вы отвлечетесь от приказа и поможете мне наказать злодеев?
– Невозможно, сударь. Я тут являюсь не более четверти часа в те ночи, когда мне положено, и что же я могу сделать?
– Есть различные способы…
Адам стоял совсем близко от гусара и видел плетение серебряных шнуров на доломане и на чакчирах. Вдруг он схватил серебряную пуговку и ловко оторвал.
– Вы что, умом повредились? – возмутился ротмистр Скавронский.
Но пуговка уже, сверкнув, улетела в сторону набережной, к выложенной плиткой пешеходной дорожке вдоль парапета.
– Ничуть, – отвечал Адам. – Пуговица – ваше имущество, и вы можете навещать ее в любое время с восхода до заката луны. Думаю, что теперь вам не придется ждать полнолуния.
– Но как?
– Почем я знаю? Вот что – я буду здесь с вами, пока не начнет светать, и погляжу, куда вы денетесь.
– И я, и я! – обрадовалась Гретхен.
– Кроме того – вы про лунную дорожку знаете?
– Я знаю, я по ней даже до каменных амбаров дохожу, – тут же похвасталась Гретхен.
– Не надо ничего этого, – хмуро сказал гусар. – Вы по доброте своей говорите, а нужна ли мне доброта? Мне назначено искупление. Может, даже… впрочем, нет, это я так…