Как создали учение о джихаде его творцы? Если Коран – действительно слово Бога и само по себе не содержит подобного учения, каким образом более поздние мусульманские мыслители ухитрились протолкнуть в него идею, что джихаду даровано божественное благословение? В основном с помощью двух интеллектуальных маневров.
Первым стало жизненно важное решение исламских правоведов, касающееся внутренних противоречий в Коране. Они постановили, что чем позднее Мухаммад произнес стих Корана, тем больше вероятность, что этот стих отражает непреходящую волю Бога21. Так в толковании наметилось смещение в сторону воинственности, поскольку ранним сурам, произнесенным в Мекке, была в большей мере свойственна толерантность.
Во-вторых, создатели учения о джихаде не ограничились Кораном. Они обратились к хадисам – изречениям Мухаммада, передаваемым устно. Здесь им было из чего выбирать: ассортимент высказываний, якобы произнесенных Мухаммадом, был на редкость богат.
Например, что ответил бы Мухаммад на просьбу перечислить основные ценности ислама? Первый вариант относится к фрагменту хадисов, переданному человеком по имени Абдуллах бин ‘Амр: «Один человек спросил пророка: “Какое проявление ислама является наилучшим?” Он ответил: “(Лучшее состоит в том, чтобы) ты кормил (людей) и приветствовал тех, кого знаешь и кого не знаешь”. Второй вариант, из хадиса, рассказанного человеком по имени Абу Хурайра, гласит: «Посланника Аллаха спросили: «Какое дело является наилучшим?» Он ответил: «Вера в Аллаха и Его посланника». (Его) спросили: «А после этого?» Он ответил: «Борьба [джихад] на пути Аллаха»22.
Для честолюбивого джихадиста предпочтительнее второй вариант.
Разумеется, могло быть и так, что Мухаммад в разном настроении произнес и то, и другое, отвечая, в сущности, на один и тот же вопрос. Но утверждать это нет оснований. Прежде чем хадисы были наконец записаны, они передавались исключительно из уст в уста гораздо дольше, чем Коран23. Этот длительный этап изменчивости представлял немало возможностей людям, которые хотели сделать свои излюбленные доводы более убедительными с помощью пророка. Это не значит, что мы имеем дело с сознательной нечестностью. Просто память – забавная штука, как и процесс, в ходе которого люди решают, чьи и которые воспоминания достойны считаться истинными.
Вот, например, высказывание о джихаде, приписываемое Мухаммаду, но записанное не ранее, чем через сто лет после его смерти: «Мне приказано сражаться со всеми людьми, пока они не скажут «нет Бога кроме Аллаха»24. Если Бог и вправду отдал такое повеление Мухаммаду, вопрос о том, было ли учение о джихаде дано свыше, мог быть исчерпан, ведь предписание «сражаться со всеми людьми» носит универсальный характер. Но любопытен сам факт, что Мухаммад сообщил об этом повелении Бога, тогда как в самом Коране, в сделанной в реальном времени записи всего, что Бог повелел Мухаммаду говорить и делать, об этом нет ни слова. А незначительным его посчитать нельзя.
Джихад без Корана
С одной стороны, удивительно то, что джихад, учение, которое на протяжении стольких лет мусульманские мыслители воспринимали так серьезно, не имеет прочного фундамента в источнике высказываний Мухаммада, – а следовательно Бога, – который те же мыслители считают наиболее достоверным. С другой стороны, удивляться здесь нечему. Мораль, единая для всех авраамических религий, гласит, что любым писаниям можно найти самые разнообразные применения.
Однако новость о податливости писаний относится не только к плохим, но и к хорошим. Да, увидев, что ваши интересы пересекаются с интересами другой группы, можно оправдать неприязнь с помощью священного текста. Но если в ваших интересах сотрудничать с другой группой, может оказаться, что ваш Бог накладывает на такое сотрудничество ограничения.
Другой конец этой палки можно продемонстрировать на примере преемников Мухаммада, когда исламская империя разрослась и часть ее границ стабилизировалась. К началу 800-х годов, всего через несколько десятилетий после того, как мусульманские мыслители разделили мир на «дом ислама» и «дом войны», один видный исламский правовед провозгласил, что есть и третий дом – «дом перемирия, или соглашения»25. А к концу 800-х годов еще один исламский мыслитель назвал войну во имя ислама «малым джихадом» и заявил, что «большой джихад – это борьба против самого себя»26. Как мы уже видели, идея двух разновидностей джихада согласуется с различным применением этого термина в Коране. Но по каким критериям определять, какой из них большой, а какой малый? Хадисы в помощь! Согласно одному свидетельству, Мухаммад сам объяснял мусульманам, возвращающимся с войны: «Вы вернулись с малого джихада к большому». Правда, это свидетельство появилось поздновато, но лучше поздно, чем никогда.
Особенно важное место в учении занимала
Все эти факторы умеренного влияния были заложниками судьбы. Они могли преобладать в условиях, когда сотрудничество или хотя бы мирное сосуществование с соседями выглядело благоприятным, однако положение вещей всегда могло измениться. Когда на мусульман нападали, джихад из
Цена терпимости
Пластичность учения о джихаде была очевидна как на исламских территориях, так и за их границами. Хотя превращение всего мира в «дом ислама» должно было подразумевать обращение всех и каждого в ислам, эта цель, если она и составляла когда-нибудь часть джихада, просуществовала недолго. Чем больше неверующих покоряешь, тем яснее, что их непрекращающийся антагонизм вряд ли будет ценным приобретением, и тем менее привлекательна перспектива пробудить в них гнев принуждением к переходу в другую веру. Если приходится управлять целой империей, чем меньше в ней трений, тем лучше.
Здесь опять полезные рекомендации можно найти в Писании – главное, как следует поискать. В кораническом стихе, в наибольшей степени напоминающем призыв к джихаду глобальных масштабов, также есть важная лазейка. Он начинается словами: «Сражайтесь с теми из людей Писания, которые не веруют ни в Аллаха, ни в Последний день, которые не считают запретным то, что запретили Аллах и его Посланник», но заканчивается так: «пока они не станут собственноручно платить дань, оставаясь униженными»29. В итоге, деньги способны заменить теологическую преданность.
В этом нет ничего нового. Древние империи разрастались, насколько это было возможно, и требовали дань с вассальных государств. Собственно, в том числе и ради этого создавались империи. Так было в Римской империи и в двух других, территории которых затем достались исламу – Персидской империи и восточной наследнице Римской – Византийской империи. Поэтому подданных зарождающейся исламской империи дань, которой их обложили, не сбивала с толку.
В сущности, некоторые христиане предпочитали новых сюзеренов-мусульман прежним, христианским. Византийская империя преследовала еретические христианские секты, в то время как для мусульман любой христианин был христианином, и пока еретики платили дань, они могли поклоняться своему богу так, как считали нужным. В этой ситуации выигрывали обе стороны: ранее угнетенные христиане получали свободу и платили за нее цену, которую считали приемлемой, а мусульманские правители обретали мир в своих владениях и вдобавок надежный источник доходов. Кстати, в 700 году мусульманские правители
Преемникам Мухаммада приходилось прибегать к сложному маневру: объявлять войну людям из-за их религии, а вскоре после завоевания демонстрировать прилив толерантности. К счастью, подмогой им была неоднозначность Корана. Они ссылались на Коран, запрещающий «принуждение к религии» – фрагмент, который, вероятно, отступал к самой границе сознания в процессе завоевательной войны, когда в голову приходили гораздо более резкие строки31.
Кроме того, существовали гораздо более гибкие хадисы. Правя неверующими, мусульмане вспоминали, что Мухаммад сказал: «Если они обратятся в ислам – хорошо, если нет – останутся (в прежней вере); ислам воистину широк»32. Этот же человек якобы говорил: «Мне приказано сражаться со всеми людьми, пока они не скажут «нет Бога кроме Аллаха».
ebooksa