Тень и кость

Этот Дарклинг командовал гришами еще до моего рождения, но человек, сидевший на помосте, выглядел ненамного старше меня. У него были тонкие черты лица, густые черные волосы и ясные серые глаза, мерцающие, словно кварц. Я знала: чем гриш сильнее, тем дольше он живет. Дарклинги были самыми сильными из всех, но я чувствовала в этом неправильность и помнила слова Евы: «Он неестественный. Как и все предыдущие».

Высокий, звенящий смех зазвучал в толпе, образовавшейся около меня у подножья. Я узнала красавицу в синем кафтане, ту самую из экипажа эфиреалов, которая так увлеклась Малом. Она прошептала что-то своей подруге с каштановыми волосами, и обе захохотали снова.

Мои щеки загорелись, когда я представила, какой у меня вид в порванном старом пальто, особенно после путешествия в Тенистый Каньон и битвы со стаей голодных волькр. Но все равно задрала подбородок и посмотрела красавице прямо в глаза.

«Смейся сколько влезет, – мрачно подумала я. – О чем бы вы ни болтали, я и похуже слышала».

Она на секунду задержала на мне взгляд, а затем отвернулась. Я наслаждалась коротким приливом удовлетворения, прежде чем голос полковника Раевского вернул меня к реальности.

– Приведите их, – сказал он.

Я повернулась, чтобы увидеть очередных солдат, ведущих побитых и озадаченных людей по проходу в палатку. Среди них я заметила солдата, стоявшего рядом со мной, когда напала волькра, и старшего картографа – его обычно чистое пальто было рваным и грязным, а лицо – напуганным.

Мое беспокойство только возросло, когда я поняла, что все они – выжившие с моего скифа, и что их привели к Дарклингу в качестве свидетелей. Что же случилось в Каньоне? Что, по их мнению, я натворила?

У меня перехватило дыхание, когда я опознала своих друзей в группе следопытов. Первым заметила Михаила, чья рыжеволосая башка покачивалась над толпой на толстой шее, а на него опирался очень бледный и изможденный Мал. В прорехах его окровавленной рубашки видны были бинты.

Я почувствовала, что у меня подкашиваются ноги, и я прижала ладонь ко рту, чтобы подавить всхлип. Мал жив! Я хотела протолкнуться сквозь толпу и обнять его, но мне оставалось лишь смотреть. Меня накрыла волна облегчения. Что бы там ни случилось, мы будем в порядке. Мы пережили Каньон и переживем это безумие.

Я обернулась к помосту, и вся радость испарилась. Дарклинг смотрел прямо на меня. Он все еще слушал полковника Раевского, его поза была такой же расслабленной, как раньше, но напряженный взгляд был сосредоточен на мне. Когда он снова повернулся к полковнику, я поняла, что задержала дыхание.

Потрепанная группка выживших дошла до подножья помоста, и полковник Раевский приказал:

– Капитан, докладывайте.

Тот встал и ответил безразличным тоном:

– Примерно на тридцатой минуте переплава на нас напала большая стая волькр. Они окружили нас, и мы несли тяжелые потери. Я боролся на правом борту скифа. В этот момент я увидел… – мужчина замешкался, а затем продолжил уже менее уверенным голосом. – Не знаю, что именно я видел. Вспышку света. Ясную, как день, даже ярче. Будто я смотрел на солнце.

Толпа зашепталась. Выжившие со скифа кивали, и я обнаружила, что киваю вместе со всеми. Солдат рявкнул, чтобы все замолчали, и продолжил:

– Волькры скрылись, и свет исчез. Я немедленно приказал вернуться к докам.

– А девчонка? – спросил Дарклинг.

С холодным уколом страха я поняла, что он говорит обо мне.

– Я не видел девчонку, мой суверенный.