Рывок!
Меня что-то отбросило назад, вырвав из яркого шумного прошлого, момента чужой обрывающейся жизни, в серое и безрадостное настоящее! Вырвав безжалостно и грубо.
Следом мне залепили пощечину, которая вмиг обожгла щеку, и я услышала мамин крик.
— Нельзя! Нельзя, Кира!
Я отпрянула от нее, открыла глаза, огляделась. Пошатнулась и явно свалилась бы на пол, не поддержи меня Араван. У него же я неожиданно даже для самой себя и спросила:
— Что такое «Эгео таэшш»?
Брат удивленно вскинул бровь, но послушно перевел:
— Дословно: «Я не могу этого допустить». Это язык воинов.
Но тут вмешалась мама, схватила меня за руку и потащила прочь, отчаянно ругаясь. Ар, удивленный и обескураженный, шел за нами.
— Не смей закрывать глаза, — прошипела мама, уводя меня прочь по пустым темным проходам, едва освещаемым нашей капсулой. — Не смей, поняла?
— Поняла, поняла, — и раз, и закрыла.
Удар по щеке, причем по той больной щеке, которой уже и так досталось, заставил вернуться в нашу серую реальность.
— Кирюш, — мама стояла передо мной не просто злая — взбешенная. — Кирюш, это ведь не сон, понимаешь?! Это реальность, просто другая! И когда ты переносишься туда, здесь твоя оболочка истончается, пантеренок! Ты полупрозрачная становишься!
— Ой, — только и сказала я.
Мама неодобрительно головой покачала, с тревогой вглядываясь в меня.
— Кира, нельзя, понимаешь? Нельзя! И самое главное правило, которое ты уже нарушила, — нельзя смотреть им в глаза!
Мое любопытство было сильнее страха, отсюда и вопрос:
— А почему?
— Обернись… — прошептала мама.