Лакей оглянулся украдкой через плечо, бросил быстрый взгляд и сразу же отвернулся. Но по выражению его глаз я поняла, о произошедшем будет немедленно доложено маркизу. А я снова подумала о том, что все же эльфийская кровь долгожителей очень сильна в Лексинтале. Внешне он высокий парнишка, четырнадцатилетний подросток. Но в душе еще ребенок, который умеет радоваться, злиться, испытывать яркие искренние эмоции и открыто их выражать, не стесняясь своих чувств. Мне он поверил и принял. И теперь отчаянно боится потерять.
— Лекс, — шепнула я, и его ухо чутко дрогнуло. — Мы с тобой всегда останемся друзьями, даже если я не стану твоей мачехой. Хорошо? Ведь не обязательно быть членами семьи для того, чтобы сохранить хорошие дружеские отношения.
Он свел брови, сжал губы и вцепился в мою ладошку уже обеими руками. Но промолчал.
— А когда я стану древней старушкой со вставной челюстью, ты всё еще будешь оставаться ярким молодым и сильным красавцем-магом, от которого женщины сходят с ума. Но ты будешь приезжать ко мне в гости и привозить мягкие пирожные со взбитыми сливками. Потому что со вставной челюстью твердое особо не поешь.
Очень-очень медленно Лексинталь повернул ко мне голову и уставился огромными круглыми глазами.
— А ты как думал? — подняв брови, произнесла я. — Ты-то наполовину эльф. А я человек. Ни плавда ли, пликласная погода, юноса? — пошамкала я, изображая, будто придерживаю выпадающую челюсть.
Спина лакея дрогнула. А Лекс, до которого наконец дошло, прыснул от смеха.
Когда мы приехали в особняк, то нас уже ждали слуги. А вот маркиза не оказалось. Спровадив нас за покупками, он уехал на работу, чтобы принять у подчиненных дела и узнать новости.
Так что ужинали мы с Лексинталем вдвоем. Нас это не расстроило, поскольку мы успели еще поиграть в карты на щелбаны и на желание, потренироваться в ползании по-пластунски, для чего мне пришлось переодеться в мальчишеские бриджи и рубашку. А потом мы активно мешали горничным с разбором моего свежеприобретенного гардероба, который доставляли посыльные. Мне просто было интересно еще раз взглянуть на обновки и решить, что надеть поутру. А мой почти пасынок решил, что уж он-то лучше знает, что украшает девушку. И нечего всяким девчонкам фыркать, дергать его за уши и спорить.
— Вот! — приложил он перчатки к платью, отвешенному на завтра. — И вот, — туда же отправились чулки.
— Ты что творишь, бесстыжее создание? Положи мои чулки на место! — лениво велела я ему, лежа в кресле вниз головой, закинув ноги на спинку и болтая ими.
— Да брось! Что я, женских чулок и белья не видел, что ли?
— А видел?!
— Конечно. Я же «такой симпатичный ребенок, жаль, что бастард, но это и неплохо, можно не обращать на него внимания и легко будет избавиться»… — жеманным голоском, явно копируя кого-то, прочирикал он. И продолжил с томным придыханием: — Ах, Риккардо, милый, иди ко мне. Я уже сняла корсет и сейчас сгораю от страсти, а на мне остались лишь чулки.
— Ничего себе! — обалдело выдохнула я. — Ты подсматривал?!
— С ума сошла?! — вскинулся пацан и швырнул в меня один чулок. Тот долетел лишь до моей головы и повис на носу. Я его пальцем сдвинула на шею, превратив в шарфик, а Лекс хохотнул, но пояснил: — Любовницы отца меня всегда игнорируют. Я для них примерно как кресло или тумбочка. Так что они и не прятались.
— Ужас. И его сиятельство знает?
— Нет. Я никогда не рассказывал. Какой смысл? Ну уйдет одна любовница, на ее место придет другая. Постоянной отец не держал, а они сами на него всё время вешались. Просто тем, кто меня обижал, я мстил, уж как мог. И эти расфуфыренные дуры сами больше не хотели сюда приходить. Встречались где-то в другом месте, наверное.
— Так вот в чем было дело! — прозвучало неожиданно от двери, и к нам вошел маркиз. — Эрика, вы неотразимы в такой позе. Но позволите узнать, почему именно так, вниз головой?
— Ой! — кубарем скатилась я с кресла.