Ну так чем я не Робин?
Мужик выглядел так, будто его две недели на самых смолистых дровах коптили. И в коптильню его вместе с избой засунули, потому что она смотрелась аналогично. Это можно попробовать объяснить тем, что топят тут по-черному, но если так, почему сараи не отличаются от всего прочего?
Да тут даже нужник сажей пропитался, а уж в нем печи быть не может.
Депрессивный хутор. И лишь многочисленные следы коровьих копыт и множество мечущихся под ногами куриц намекали, что не надо смотреть на внешний вид, живут тут по меркам севера зажиточно.
Мужчина на мой вопрос не отвечал с минуту, не переставая сверлить меня угрюмым взглядом. И поглаживал при этом тяжелый топор, пристроенный на плече.
Наконец, когда я уже решил, что передо мной глухонемой, он снизошел до ответа:
– У тебя, может, день и добрый, а у меня вот нет. Ты кто такой?
– Я Робин.
– Робин? Это что за имечко? Так рыбу называть надо, а не человека.
– Меня не спрашивали, когда имя выбирали.
– А кто тебя, малого, спрашивать-то будет?
– А вас как звать, уважаемый?
– С чего это ты меня уважать вдруг начал?
– Это всего лишь вежливость. Если в ваших краях вежливым быть не принято, прошу прощения.
– Ты кого обидеть захотел, малец? Только меня или всю деревню?
Диалог начал удручать. С первых слов не задался. Не так я себе представлял коренного северянина, совсем не так.
Но других кандидатов в собеседники поблизости не видать, и я решил перейти поближе к делу:
– Послушайте, уважаемый или как вас там. Я не бродяга, который высматривает, что тут у вас плохо лежит. И я не бандит, который разведать пришел, чтобы потом всю шайку привести. Мне нужна лошадь. Я бы хотел ее купить, а потом отсюда уехать и никогда больше не возвращаться.
Мужик, окинув меня от сапог до макушки все тем же сверлящим взглядом, почесал в затылке и недоверчиво уточнил:
– А расплачиваться чем собираешься? Дурным своим языком?