Понятно теперь, с кем она схлестнулась по дороге к «храму знаний». И также понятно, что у безликих есть информатор в школе. Причём информатор не первосортный. Именно по его вине у них сложилось впечатление, будто я с этой девушкой всерьёз общаюсь. Решили, что убийцу, «скопированного» с меня, она подпустит без опаски.
Сказать им, что они жёстко ошибаются? Ну да, конечно, поверят сразу и три раза извинятся за недоразумение.
Четыре раза…
Это что же получается? Пока я тут стою, навоз на брусчатке подошвами трамбуя, кто-то, приняв мой облик неведомыми способами, проникает или уже проник в Стальной Замок. И, может быть, прямо сейчас подбирается к странноватой девушке, занося для удара отравленный кинжал.
Знать не знаю, кто такая эта Кими, но понятно, что у нас с ней есть, как минимум, один общий враг. И этот самый враг сейчас направляется к девушке. Причём я в этом, можно сказать, косвенно замешан.
Да, вины за мной нет, но даже если всё разрешится благополучно, может остаться нехороший «осадочек».
Что для меня важнее: жизнь Кими, этот возможный «осадок», или риск погибнуть здесь, на грязной мостовой в вонючем переулке?
Глупейший вопрос, ведь в таких случаях истинные аристократы даже не задумываются.
В каких таких случаях? А в таких, когда им приходится вступаться за тех, за кого они обязаны вступиться.
Все мои суетливые размышления – тлен. Безликий убийца ответил за меня, когда произнёс несколько слов.
Единственно важных слов в его речи. Все прочие – мусор.
«Кими из клана Кри умрёт».
Он даже не понял, что сказал. Да и я не сразу понял. Всё же прожить столько лет в этом мире и не впитать часть его законов и морали невозможно. Теперь эта Кими не просто девочка со странностями, теперь она та, кого я не имею права бросить на произвол судьбы.
Это долг благородного. Поступить иначе, это всё равно, что отказаться от семьи в момент, когда ей грозит опасность. Стать одиночкой-изгоем, а не аристократом из древнего и уважаемого клана Кроу.
И одиночкой презренным.
Подобные случаи столь редки, что удостоены легенд.
Все мои великие планы, злоба на тех, кто два года выслеживали меня, как загнанного зверя, и всё то, что успела вбить в меня Трейя в первые тринадцать лет новой жизни, заставили руку напрячься.
И меч покинул ножны.
«Переговорщика» от безликих моя атака врасплох не застала. Вряд ли он впервые сталкивается с аристократами, следовательно, обязан знать, что если сложный вопрос решается или сталью, или миром, благородные традиционно предпочитают сталь.
Металл врезался в металл. Встречный удар убийцы был незатейлив, но это не умаляло его эффективности. Рубанул на совесть, с силой, способной не только остановить мой клинок, а и выбить его из рук. А дальше и делать ничего не потребуется, убийственная сталь, продолжая движение, дотянется до ничем не защищённой головы и вскроет череп, вывалив глупое содержимое на загаженную мостовую.