Петля дорог

22
18
20
22
24
26
28
30
— Солнцегрудая дева, Луннолицая дева, Я приду на закате, Я уйду на рассвете, Виноградные листья, Разогретые камни, Душный запах магнолий, Лунный свет на балконе…

Илаза повернулась и тихо, чтобы не помешать, пошла прочь. Надежда становилась все крепче: он не убьет менестреля. Пощадит. Пощадит…

…Крик Йото остановил ее в нескольких сотнях шагов. Менестрель крикнул еще раз — и затих.

Она постояла, кусая губы, машинально вытирая о платье мокрые ладони; потом повернулась и пошла обратно — хоть с каждым шагом все сильнее было желание бежать отсюда прочь.

Йото не было на прежнем месте. Он снова висел, спеленутый серыми покрывалами, а лютня снова валялась на земле — две струны были оборваны и закручивались красивыми спиралями.

— Нет… — просипел Йото еле слышно. — Так не надо…

— Я и не собираюсь — так. Так — это для очень плохих людей… Для солдат-наемников, которые согласны убивать за деньги. Когда они парализованы, разлагающий яд действует медленно… Кровь становится уже не кровью, а совсем другой жидкостью. А тело…

— Не надо, — Йото был бледен. В наступающих сумерках его прежде красное лицо выделялось, будто измазанное известью. — Не… надо…

— С тобой я этого не сделаю. Не бойся.

— Спа… асибо…

— Я лишу тебя сознания. Ты и не поймешь, что умираешь.

— Не-е…

— Закрой глаза. Это будет легко и приятно.

— Не-е-е…

— Закрой. Не бойся. Ну?..

Илаза кинулась бежать.

Она спотыкалась и падала. Она вконец изорвала подол; она в кровь расцарапала лицо и руки, а добравшись до ручья, упала ничком и зашлась, захлебнулась сухими рыданиями. Сухими, потому что слез почему-то не было. Не шли.

Его появление было болезненным, как удар.

— Все? — спросила она, не поднимаясь.

— Все, — удовлетворенно отозвалась темнота над ее головой.

— Изувер, — сказала она, удивляясь собственным словам. — Изувер, мучитель… Зверь до такого не додумается. Ты не зверь.