Поппи и Элис перевели на него взгляд: что-то в его тоне говорило о том, что он скажет сейчас что-то важное. Они смотрели на него как на змею, поднявшуюся для атаки.
— Когда я сказал, что больше не хочу играть… — он остановился, не зная, сможет ли продолжить. — Это была не правда. Мой отец выкинул всех моих… Он выкинул все. Их всех. Уильяма, и Тристана, и Макса. Всех. Поэтому я не столько не хотел играть, сколько не мог.
Воцарилось долгое молчание.
— Почему ты не сказал нам? — наконец, спросила Элис.
— Я не мог. Я не мог, потому что, если бы я это сделал… — он остановился, протирая глаза. — Мне жаль, что ничего вам не сказал. И мне жаль, что не рассказал тебе про сон, Поппи. Не знаю, почему не сделал этого.
Поппи продолжала смотреть на него, ее взгляд был такой же тяжелый, как у Королевы.
— Хорошо, — сказал он, делая несколько шагов назад. У него на глазах выступили слезы, и он бы уверен, что они не поймут его. Он чувствовал себя глупо из-за того, что все им рассказал. Он чувствовал себя глупо из-за того, что заплакал. — Может, нам стоит еще раз осмотреться? Мы можем встретиться здесь через пару минут.
— Зак, — сказала Поппи, — постой…
Он не хотел слышать, что приключение началось только из-за него, что она никогда бы не вытащила Королеву из футляра, если бы не его ложь. Он побежал прочь, прежде чем она успела закончить. Длинные ноги несли его по неровной земле. Он пробежал ряды мраморных памятников, направляясь вглубь старой части кладбища, где стояли потрескавшиеся и обветренные надгробья. Он плюхнулся на траву, слезы из глаз полились ручьем.
Произносить слова вслух, говорить о том, чего он избегал все это время, что Уильям и остальные канули в лету, что игру у него отобрали, что он все еще хочет играть, но не может — было больно. Но эта боль развеяла пелену оцепенения, и первый раз с того момента, как его фигурки пропали, он был готов расстаться с ними.
Зак не знал сколько времени прошло, с того момента, как он перестал плакать. Был чудесный день, какой бывает в первые дни осени, когда дни стоят теплые, но временами дует холодный ветер. Небо над головой было таким голубым, будто его нарисовали синей ручкой. Листья колыхались над ним.
Он откинул голову и увидел, как мимо проплывают облака.
— Эй! — он услышал крик Элис. — Он здесь.
— Мы волновались, — сказала Поппи, встав перед ним и смотря вниз. — Мы думали, ты вернешься через минуту, потом — что через десять минут, но тебя все не было.
— Я был идиотом, — ответил Зак. — Я знаю. Мы все были злы друг на друга, и я знаю, что в большей степени это из-за того, каким я был идиотом.
Поппи села рядом с ним.
— Тебе нужно было сказать нам.
— Я знаю, — сказал он. — Ты злишься?
Поппи кивнула.
— Конечно, я злюсь! Но теперь я злюсь меньше, чем когда думала, что тебе плевать на нашу игру.