Григорьев недобро оскалился.
– Наболтал Лешка-дурак! Надо было его раньше кончить, пожалел… Эй, племяш, – обратился он к молчаливому парню, стоявшему у притолоки, – отбери-ка у него нож.
Парень шевельнулся, лениво оторвался от стены, подошел вразвалку к Вовке, дернул замок куртки. Вовка попытался вывернуться, да куда там! Здоровенные лапы племянника держали крепко.
– Сам отдашь? – усмехнулся он.
– Еще чего! – запальчиво крикнул Вовка. – Попробуй возьми!
Племяш совершил неосторожное движение, он отпустил Вовкину руку и полез ему за шиворот, чтоб снять шнурок. Вот тут Вовке пригодились все его навыки, полученные на тренировках. Парень, хоть и здоровый, был более неуклюжим, чем Вовка, тот этим и воспользовался. Он резко вывернул руку племянника, нырнул под нее, заломил, а когда племянник от неожиданно резкой боли согнулся, Вовка толкнул его, и тот приложился лбом об угол стола. Охнул и осел кулем на пол.
Вовка не стал ждать, пока он опомнится, выхватил нож из ножен и выставил его перед собой.
– Ну! – крикнул он почти отчаянно.
– Тихо! Тихо! – Григорьев поднял руки. – Разошелся! Не хватало мне еще в доме поножовщины!
Его глаза недобро сверкнули.
– А ножичек-то узнал Хозяина… видать, ты его своей кровью попотчевал.
Племянник с трудом поднялся на ноги и сел на топчан, потирая ушибленный лоб.
– Что хочешь за молчание? – деловито осведомился Григорьев.
– От тебя ничего не хочу, – отрезал Вовка.
Внезапно заговорил Мишка:
– Пусть он свой нож отдаст! – потребовал он.
Вовка с удивлением взглянул на друга, потом на Григорьева. Тот даже привстал с табурета, глаза злющие, борода дыбом.
– Что?! – взревел он.
– А ничего, – бесстрашно ответил Мишка, – нож этот не твой вовсе, ведь так?
– Мой! – крикнул Григорьев, так что задрожали оконные стекла. Он готов был броситься на Вовку, но его что-то удерживало, хотя он клокотал от ярости. Вовке даже показалось, что лицо волколака теряет человеческие очертания и превращается в волчью морду.