Зимние фиалки!
Ярко-синие снежные цветы, вызывающие кратковременную потерю магии, мистер Уоллан опознал сам, схватил корзинку, торопливо вынес на улицу, бросил на снег и, развернувшись, кажется, принялся орать на вышедшего следом бледного и непонимающего курьера. Практически сразу из-за колонны выступил полицейский, недвусмысленно продемонстрировав, что меня, похоже, охраняли. И даже сам лорд Давернетти появился на месте преступления спустя пару минут всего, он же схватил за ворот несчастного фиалочного курьера и уволок его в полицейское управление, предварительно уничтожив корзинку цветов путем ее сжигания, и для этого старшему следователю хватило лишь жеста – магия огня для одаренных драконов являлась природной.
Все оставшееся утро я нервно ждала результатов допроса курьера, так же нервно сжевав несколько из пересланных полицейским пирожных, так что… возвращать подарок было уже поздно. Но после я осознала, что ожидать от лорда Давернетти подробностей о произошедшем также было явно поздно – лорд старший следователь, покидая полицейское управление в полдень, лишь поднял голову, посмотрел на меня, нервно стоящую у окна, широко улыбнулся, сел в карету и уехал прочь!
Еще никогда мои чувства к правоохранительным органам не были так глубоки, всепоглощающи, всеобъемлющи и прочее.
Последующие двое суток прошли в осаде.
Я вела праздный образ жизни, принципиально не принимая более вообще никаких подарков, лорд Давернетти упорно их слал, император со свитой еще не покинул Город Драконов, мне доставили два послания, которые отобрали полицейские на входе, мотивировав мерами безопасности.
В общем и целом, мне как-то иначе представлялась жизнь в фактическом изгнании, и я уже очень тосковала по снежным пейзажам гор, морозному ветру и… какой-нибудь деятельности. Хоть какой-нибудь.
И каково же было мое счастье, когда на третьи сутки затворнической жизни раздался цокот копыт огромной лошади, и к гостинице подъехал генерал ОрКолин. Оборотень легко спрыгнул с коня, даже не делая попытки привязать его или передать поводья подскочившему служащему. Причина была проста: у оборотней лошади были не просто прирученные, а в целом преданные как собаки своим владельцам. После чего генерал направился ко входу и был остановлен показавшимся полицейским, который довольно явственно, ну по крайней мере мне в приоткрытое окно было слышно, произнес: «Мисс Ваерти не принимает!»
– Да сдалась она мне! – вообще не растерялся генерал. – Я к миссис Макстон, сто лет старушку не видел.
И сдвинув полицейского так, что тот лишь чудом не улетел в сугроб, генерал, весело насвистывая, направился ко мне.
Войдя в гостиничный номер, он захлопнул дверь за собой, обменялся рукопожатием с дворецким – они давно знали друг друга, и, так как куртки, пальто или плаща генерал не носил, сущность позволяла игнорировать все превратности непогоды, направился прямо ко мне, со словами:
– Детка, что за хрень здесь творится?
После чего я была сжата в объятиях до хруста костей, а затем ОрКолин уволок меня в спальню – и потому что всегда плевать хотел на приличия, и потому что явственно нервничал.
Все занавеси в номере он опустил сам, применив ту простейшую магию, которая была доступна оборотням, затем сорвал с шеи медальон, активировал изолятор, бросил на столик, подошел, присел перед откровенно рухнувшей на софу мной и, глядя мне в глаза своими чуть фосфоресцирующими в полумраке, произнес:
– Анабель, ты знаешь мое отношение к Карио.
Я знала. Империя вела многолетние войны с западными племенами, периодически восстанавливая свои оборонительные крепости и теряя их из-за очередного набега племен оборотней. А потом там появился бастард императора. В течение года он не просто подписал мирный договор с племенами, он уговорил их войти в состав империи, и теперь оборотни были полноправными гражданами. Именно полноправными. С правом на собственность, правом голосования, правом выбора, обучения и всего прочего.
– Мне есть за что быть благодарным ему, – продолжил ОрКолин, – действительно есть за что. Но…
Оборотень тяжело вздохнул, глядя на меня, и произнес:
– Но я был бы идиотом, не замечая очевидных вещей.
Я промолчала, напряженно слушая. ОрКолин поднялся, сел рядом, сгорбился, опираясь локтями о колени, и продолжил срывающимся голосом: