Моя любимая сказка

22
18
20
22
24
26
28
30

— Так… — я вздохнул — опять двадцать пять! — А кто-нибудь ещё… Вы не знаете кого-нибудь, кто с ней может поработать?

«Держаться подальше»? А вот не дождётесь!

Владимир снова задумался и снова погладил ворона. Огромная птица слегка опустила голову, подставляя для ласки шею, но глаз не открыла.

— В принципе… Такого уровня… Наверное, нет. Хотя… Пожалуй, знаю. Правда, я не уверен, что она ещё работает… — он подошёл к столу и принялся листать толстую тетрадь, исполнявшую, видимо, роль телефонной книги. — У неё в последнее время, я слышал, были проблемы со здоровьем… Но если она согласится вас принять… Вообще, я не припомню такого случая, когда бы она отказалась… Ага, вот. Вы записываете? Пишите: Клавдия Васильевна…

Глава 15

Что может быть хуже, чем ощущение собственного бессилия? Наверное — если поддаваясь ему, начинаешь раздражаться на того, кому ты не в состоянии помочь.

Мне казалось, скажи Яра хоть одно слово — и я начну изо всех сил пыжиться, кричать, что порву старуху на какой-нибудь флаг, беситься, ругаться… короче, — начну вести себя так, что потом мне будет стыдно. Этакая попытка сохранить лицо, из-за которой оно будет потеряно окончательно. Стыдно мне было и сейчас. Потому что обещал. Обещал и не сумел. Мысль, что оба отказа не зависели от меня, и, в общем-то, себя мне упрекнуть не в чем, я отмёл. А мысль, что её вины в этом тоже не было — даже не возникала. Усилия, потраченные впустую… И тогда на смену стыду пришла ярость, застелившая всё вокруг. Потом снова будет стыд, уже — из-за этой ярости. Если дать ей волю. Стоит Яре сказать хоть слово.

Но Яра молчала. И там, на кухне, где ставший в моё отсутствие приветливым старик в тренировочных штанах угощал её чаем. И в машине. Она не стала расспрашивать, о чём говорил рунолог. Похоже, всё и так было написано на моём лице. Коротко поблагодарив старика, Яра пошла к выходу. Стоявшему на пороге своей комнаты Владимиру она просто кивнула. Из комнаты послышалось хлопанье крыльев.

* * *

Когда я парковался у нашего подъезда, начался дождь. Не слишком сильный, но занудный, затяжной. Осенний дождь. Не дожидаясь пока я закрою машину, Ярослава быстрым шагом пошла к парадному. В других обстоятельствах я бы решил: обиделась. И бросился бы следом. Сейчас — …

Я шёл шагах в десяти за ней, когда тёмная фигура отделилась от тени козырька над парадным.

Вот чего я, со всеми нашими паранормальными похождениями, не ожидал, так это… Яра! Но фигура метнулась мимо неё.

Удар по лицу и истошный крик Яры почти совпали во времени. Среагировать я не успел, но удар вышел не сильный.

Было не особенно больно, голова была ясной. Я не дрался уже очень давно — кажется, ещё со школы. Однако, помнил точно: если хочешь вывести человека из строя, бить надо вовсе не по лицу…

Я ударил вслепую. Туда, где у противника должен был заканчиваться живот, и, по идее, начинались рёбра. В самую середину. А, судя по тому, как он скорчился и упал на колени, удар пришёлся как раз по мечевидному отростку. Безотказный приём.

По правилам уличной драки без правил, противника надо было добить. Но, оседая на асфальт, он чуть повернулся, на его лицо упал подкрашенный дождливыми блёстками свет фонаря… и я опешил.

Вот уж чего-чего, а этого я не ожидал! А потому и не стал бить.

— Что случилось?! — перепуганная Яра уже подбежала ко мне. Какая бледная! Капельки воды тускло искрили на её щеках. На моём лице они бесследно исчезали. Испарялись. Я их почти не ощущал.

— Скотина! — простонал сквозь зубы Ромка, пытаясь подняться.

— Это я — скотина?! — мне показалось, я не сказал — прорычал эти слова. Вся моя ярость, весь гнев на собственное бессилие встали во мне девятым валом и выплеснулись наружу. Руки дрожали, но это был не страх — бешенство. Добью!

Ярослава, поняв, что сейчас будет, встала между нами и схватила меня за плечи.