Рассказать Яре о старухе? Нет, не сейчас… А может быть?.. Нет. Сражаясь таким образом с самим собой, я продержался ещё десять минут. В этот момент мне пришло в голову, что я даже фамилии ее не знаю. Возможно, если я спрошу, она сама расскажет про свою… ведьму? Ну не повернулся у меня язык назвать ее бабушкой.
— Яр. Я тут понял, что и не знаю о тебе почти ничего, — я натянуто улыбнулся. — Кто ты, откуда? Чем занимаешься? Даже фамилии твоей не знаю…
— Прости… Мне, конечно, надо было рассказать…
— Ну что ж. Сядем в машину и… готов тебя слушать, — улыбнулся я.
Вопрос о том, куда Славка Кононова будет поступать после школы, не стоял. С самого детства она любила рисовать. Как, впрочем, и большинство детей. Но большинство с возрастом потеряло интерес к краскам и карандашам. Славкина же увлечённость — только росла. А содержимое её альбомов не оставляло никаких сомнений в том, что у неё — больше, нежели просто способности…
Всё же один вопрос, связанный с будущим Славкиным институтом, всё же оставался спорным. Она хотела поступать в Москву. Родители были против. Тут, в Курске, есть свой Худграф, зачем далеко ходить? На деле они элементарно боялись за дочку: художники — народ странный, с причудами, и далеко не всегда безобидными. Поэтому стоило Славке завести разговор о Строгановском училище, как родительские глаза застилали сцены ужасных оргий среди пустых бутылок и шприцов. И любые аргументы, вроде сильной столичной школы, утрачивали всякий смысл.
Несмотря на жизнь под родительским кровом, Славка, став студенткой, быстро убедилась как в преувеличенности, так и в не беспочвенности их страхов. Впрочем, возможные предосудительные искушения не привлекали её. Единственное, что заставляло родителей подолгу засиживаться вечерами на кухне — это внимание к дочке со стороны мужской половины будущих художников. Не было почти ни одного дня, когда бы её ни провожали до подъезда. Но и в этом были свои плюсы. По крайней мере, меньше шансов, что пристанут хулиганы.
Потом среди общей массы эскортирующих выделился один… Яра назвала только имя — Глеб. Но училась Ярослава по-прежнему хорошо, и поводов для волнения не было.
А потом погибли Ярины родители.
Тут Ярослава на какое-то время прервала рассказ и замолчала.
— Знаешь, меня папа часто в школу подвозил… — сказала она после паузы. — За два дома высаживал, чтоб другие не завидовали. И в институт поначалу — тоже… Потом перестал. Ему туда неудобно было ездить — крюк, — на глазах Яры показались слёзы. — Переживал за меня, берёг! — она закрыла лицо.
— Яра, милая…
— Ничего… Это я испугалась просто. Этот лихач на «мазде», он ведь чуть в нас не врезался!
— Да нет, я бы успел затормозить.
— А мой папка, — она глубоко вздохнула, явно сдерживая слезы, — считал: раз я девчонка, значит — слабая, беззащитная… трусиха, может быть. И её надо оберегать, — вдруг её голос переменился. — Как думаешь, может девчонка за себя постоять? Выдержать что-то такое?.. Только честно?
— Если честно — думаю, да, — сразу после этого я ощутил поцелуй в висок. Но отворачиваться от дороги было опасно. — Правда, нам лучше об этом не знать! — добавил я, и получил второй поцелуй.
После смерти родителей приходить в себя было очень тяжело, но Яра как-то справилась. Даже ухитрилась получить красный диплом. Но дальше была пустота. Надо было как-то устраиваться. Единственное предложение, которое подвернулось на тот момент — учитель рисования в школе. Она начала преподавать.
Сначала было тяжело. Отсутствие опыта, неумение общаться с детьми. А кроме того — вступление некоторых учеников в пубертатный период. Но человек привыкает ко всему. Постепенно привыкла и Ярослава.
У перекрёстка перед поворотом мы оказались в небольшой пробке. Впереди была видна «газель» с мигающей аварийкой. Доездился кто-то? Отсюда не видно.
— Что там впереди случилось? — в глазах у Яры блеснул испуг.