Целитель-5

22
18
20
22
24
26
28
30

Каменистая макушка той самой горы, куда их должны были высадить, показалась сбоку, словно весь мир перевернулся. Содрогаясь и вращаясь, «Ми-8» будто ввинчивался в воздух.

Первой вершины коснулась сломанная хвостовая балка. Вертолет накренился, и лопасти исполинским миксером заколотили по камню, раскалывая глыбы и разлетаясь сами. Ершов чувствовал себя горошиной в банке, которую немилосердно трясли. Турбины заглохли, и «Ми-8» тяжело осел на брюхо.

— Прилетели… — замычал в тишине Юдин.

— Как ты?

— Да живой, вроде…

Держась за ушибленный бок, Ершов двинулся по скошенному полу к пилотской кабине, но тут Мануэль и сам вывалился к ним — лоб и правая щека залиты кровью, рука висит плетью.

— Приложился джуть-джуть… — вымолвил он, спотыкаясь о порожек.

— Чуть-чуть! — поправил его сержант. — Как там погодка?

— Ясно, солнечно, — улыбнулся Гарсия, кривя лицо, — ожидаются осадки в виде града… А вон они!

Толчком ноги вышибив дверь, Григорий глянул наружу. По ослепительному небу с громовым шипением летели красные точки, вроде раскуренных сигарет. Самих ракет «Града» Ершов не разглядел, лишь огоньки, почти без дыма.

Снаряды падали прямо на головы мятежникам, и вот захлопали взрывы — огненные клубы сливались, накрывая танки, выжигая палатки, переворачивая грузовики…

— Ложись!

Григорий замешкался на долю секунды, но пуле этого хватило — в бедро словно раскаленный прут всадили. Рыча, капитан упал и перекатился по хрустевшим камням.

— …с соседней горки! — расслышал он голос Юдина. — Давай!

Мануэль приполз ужом, волоча за собой АГС «Пламя» и пару автоматов.

— Огонь! А-а…

Сержант дернулся, поник неуклюже и завалился набок.

Putas! — Кубинец выдал очередь из «Калашникова», привстав на одно колено, но ответный огонь отбросил его на камни.

«Моя очередь…» — протащилась мысль. Стесняться, вроде, больше некого, и Ершов в голос застонал, подтаскивая непослушное тело к товарищам. Пресмыкаться по горячим камням было больно. Ногу он кое-как перетянул жгутом, но кровь все равно сочилась, толкаемая беспокойным сердцем.

Первое, что Гриша увидел, подобравшись ближе, был обиженный взгляд Юдина — за что, мол, меня так?