Вендари. Книга вторая

22
18
20
22
24
26
28
30

– Мне все равно, – честно признался он. – У меня никогда не было постоянного дома.

– Может быть, тогда нашим домом станет этот город? – спросила Рада и призналась, что больше не хочет возвращаться в Старый Свет. – Возможно, я даже не хочу больше покидать этот город.

Но прошло несколько лет, и Нью-Йорк остался позади. Началом этому послужило знакомство Рады с Алланом Монсоном. Ночь с бездомным интеллектуалом, затем утро, завтрак. Они разговаривали о Джеке Керуаке, Вильяме Берроузе, Дилане Томасе, Аллене Гинсберге. Много историй у Монсона было о товарных поездах, в которых он несколько раз пересекал страну с востока на запад и обратно. Но что-то во всех этих рассказах было не так. Рада чувствовала это, но не могла понять. Не могла она понять и стремление Монсона познакомить ее со своими друзьями или познакомить его с ее друзьями. Рада отказывалась до тех пор, пока не поняла, что влюблена в него. Тогда они отправились в Гринвич-Виллидж.

В квартире еврейского поэта-гомосексуалиста книг было больше, чем мебели. Она вспомнила писателя-бисексуала, которого встретила когда-то давно на Тауэрском мосту в Лондоне. Поэт, друг Монсона, слушал внимательно и близоруко щурился, пытаясь заглянуть Раде в глаза. Потом какая-то девушка заговорила о «Beatles», и Рада предпочла ретироваться. Они ушли с Монсоном на кухню. Холодильник был пуст, если не считать пакета с молоком. За грязными окнами шумел ночной город. Кран в раковине был сломан, и тонкая струйка воды текла на грязную посуду.

– Ну, как тебе мои друзья? – спросил Монсон.

– Я видела и более странных людей, – сказала Рада.

– Хочу, чтобы теперь ты познакомила меня со своими, – прошептал ей на ухо Монсон. Его пальцы заскользили по бедрам Рады, медленно, неспешно начиная поднимать вверх длинную юбку. – Давай сделаем это здесь, – предложил он.

Рада не ответила, но и возражать не стала. Монсон усадил ее на кухонный стол. Зазвенела пряжка ремня его вытертых джинсов. Рада обняла его за шею. Под шатким столом что-то зазвенело. Монсон смотрел Раде в глаза и улыбался.

– Что смешного? – зашипела она на него. Он покачал головой, но улыбаться не перестал. – Ну и черт с тобой, – буркнула Рада, крепче прижалась к нему. Кто-то вошел на кухню, достал из холодильника пакет с молоком, спросил у Монсона, не видел ли он чистый стакан.

– Сейчас посмотрим, – пообещал ему Монсон, протянул руки за спину Рады, взял со стола стакан, передал вошедшему.

– Спасибо, – сказал тот.

Все это время Рада держала глаза плотно закрытыми, и даже когда они снова остались с Монсоном одни, ей казалось, что кто-то стоит возле холодильника и смотрит на них.

– Мы уже одни, – шепотом сказал Монсон. Рада не ответила, лишь ближе подвинулась к нему, чтобы лучше чувствовать его внутри себя.

После, когда они покинули кухню, их встретил голый поэт в заваленной книгами комнате. Он и еще несколько человек без одежды сидели на старом диване бок о бок и разговаривали о Ницше, Кафке и Джеймсе Джойсе. Другие, в одежде, ходили по комнате, стояли у окна, сидели на кровати и стульях, принимая участие в разговоре. Нагота друзей, казалось, совершенно не беспокоила их.

– Обещаю, тебе они понравятся, – сказала неделю спустя Рада своей подруге Мэйтал. – К тому же Монсон сам просит познакомить его с моими подругами. А у меня кроме тебя и Клодиу никого больше нет.

– Кажется, ты действительно влюблена в него, – сказала Мэйтал. Рада покраснела и пожала плечами. – Не думаю, что таким, как мы с тобой, стоит в кого-то влюбляться.

– Зачем тогда жить? – Рада снова улыбнулась и рассказала о том, как занималась любовью на кухне, в то время как кто-то приходил, чтобы взять молоко из холодильника. Потом рассказала об обнаженной полемике в заваленной книгами комнате.

– Им бы встретиться с Ницше лично! – рассмеялась Мэйтал.

– Ты встречалась с Ницше?

– И даже призналась ему, что еврейка, а он сказал, что ему плевать!