— Сделать тебе чаю? — спросила Яна.
Растерянность и усталость мамы заставляли Яну нервничать, потому что мама ведь столько делала для нее. Непременно нужно было сделать что-то в ответ.
Мама молча кивнула и ушла мыть руки.
Яна заварила чай в чайнике, потому что мама не любила пакетированный, убрала хлебцы, которые остались на столе с обеда, достала вазу с сухофруктами и оглядела кухню, проверяя, все ли хорошо, потому что мама не любила беспорядок.
Мама вышла из ванной минут через двадцать. Она была в домашнем костюме и с распущенными волосами. Почти уютная. Если бы не взгляд. Ее взгляд блуждал по предметам, будто она никак не могла ни на чем сосредоточиться.
— Я заварила чай, — улыбнулась Яна.
— Спасибо, золотко.
Мама улыбнулась в ответ и налила себе чашку, махнув на Яну рукой, когда та попыталась сорваться со стула, чтобы ей помочь.
— На работе не наготовилась чаев? — усмехнулась мама и, сделав глоток, добавила: — Ну ничего, Янка, совсем чуть-чуть осталось. Будешь ты у нас не чаи разносить, а указания раздавать.
Яна не стала затевать разговор о своей неготовности и нежелании раздавать указания. Однажды попыталась — мама не услышала; попытаться во второй раз означало ее рассердить. Сейчас интересно было другое:
— А почему ты так в этом уверена?
Мама перевела на Яну цепкий взгляд, будто и не была рассеянной еще минуту назад.
— Ну, в смысле, почему ты так уверена, что все скоро изменится?
— Потому что время пришло, — сказала мама, очень серьезно глядя Яне в глаза, и у той снова прошел озноб по позвоночнику.
— Мам, — осторожно произнесла Яна, — ты ведь не делаешь ничего противозаконного?
Мама посмотрела так, что Яна немедленно пожалела о сказанном. Однако взрыва не последовало. Мама вдруг улыбнулась — широко и счастливо:
— Ну что ты, Янка. Я же не дура сталкиваться с теми, кто переломает и не заметит. Нет. Криминал они сами себе уже организовали.
— Кто? — севшим голосом уточнила Яна.
— Да все, Ян. Что Волков, что Крестовский, что дети их.
— Я… не понимаю.