Магниты

— Не думай об этом, — перебил он. — Потому что я так не думаю.

— Правда? — с надеждой спросила Маша, и Роман очень серьезно кивнул. — Мне еще перед тобой очень стыдно, — шепотом призналась она. — И… я вообще хочу, чтобы этого всего не было.

— Да я бы тоже не отказался, — нервно рассмеялся Роман. — Но оно уже было. Просто давай мы не будем из-за этого ссориться?

Он хотел сказать это ровным тоном, но вышло жалобно.

Маша вздохнула и вытащила свою руку из-под его. Роман понял намек и собрался было отодвинуться, но Маша провела указательным пальцем по его мизинцу, по граням на его кольце.

— Откуда оно у тебя?

— Кольцо? — удивился Роман. — Купил просто.

— А гравировка на нем есть?

Роман почувствовал, что краснеет. Он купил это кольцо, когда ему было пятнадцать и они поссорились с Волковым. И да, гравировка там была. Но показывать изречение Соломона о том, что все проходит, пройдет и это, было сейчас почему-то очень стыдно. Хотя у них вроде как не было секретов. Вернее, Маша так думала. Роман стащил кольцо с пальца и положил на парту перед Машей.

— This too shall pass, — прочитала Маша и усмехнулась. — И что? Проходит?

Роман подумал о том, что с Волковым они так оба до сих пор и не успокоились, и покачал головой.

— Наверное, Соломон жил в каком-то более понятном мире, — пробормотал он.

Маша взяла его за руку и надела кольцо обратно на мизинец. Случись все иначе, она могла бы вскоре надеть на его руку обручальное кольцо. Эта мысль почему-то отозвалась холодком в желудке.

На практику они привычно поехали втроем на машине Романа. Маша сидела на переднем сиденье, но Роман все равно загонялся тем, что так и не мог понять, простила она его по-настоящему или только сделала вид. Волков задумчиво смотрел в окно, и Роман понятия не имел, как сообщить им обоим о том, что вечером он едет к Ляльке, потому что обещал с ней поговорить. Ведь тогда придется рассказать Маше о поцелуе, а Волкову — о Лялькином вопросе про Андрея, тем самым признавшись, что они общаются. А ведь Волков ясно дал понять, что Роману в его доме больше делать нечего и нужно вообще держаться от Ляльки подальше. А как тут держаться, когда у ребенка любовь? О Ляльке Роман думал в последнюю очередь, потому что, если уж быть до конца откровенным, ехать к ней он побаивался, поскольку, как выяснилось, та выросла очень изобретательным ребенком.

То, что в офисе Волкова накрыло приступом аллергии, Роман понял, кажется, еще раньше самого Димки. Почему-то он очень хорошо запомнил тот самый первый раз еще в Англии, когда тетя Аня вызывала Димке экстренную помощь. Роман испугался тогда до одури. Вот и сейчас, когда Волков вдруг стал странно покашливать, при этом упорно игнорируя симптомы со словами: «Все это фигня, само пройдет», Романа накрыло паникой.

Суетящаяся Яна, испуганная Маша, собранный Сергей, оказавшийся единственным человеком, знавшим, что нужно делать, — все это слилось в сознании в какую-то бесконечную картинку, из которой очень хотелось вырваться на свежий воздух, снять чертов галстук и наконец вдохнуть полной грудью. Лишь бы не слышать сиплого дыхания Волкова и не умирать от страха и от стыда, потому что в мозгах что-то переклинило, а в голову полезли подленькие, недостойные мысли, самой яркой из которых была: «Случись подобное с ним, стала бы Маша волноваться так же, как сейчас за Волкова?»

От облегчения, которое испытал Роман, поняв, что не придется никому объяснять причину своей поездки к Волковым, тоже было немного стыдно. Маша проводила их до машины, наскоро чмокнула Романа в щеку, а успевшего сесть в машину Димку — в макушку. Волков что-то сказал ей, и Маша шлепнула его по плечу, а потом, выпрямившись, посмотрела на Романа и прошептала:

— Позвони потом.

Про то, что едет в том числе и к Ляльке, Роман Маше так и не сказал.