Магниты
Сергей вел машину плавно и осторожно, периодически бросая взгляды в зеркало заднего вида. И хоть он всем своим видом показывал, что все под контролем, дурное волнение никак не отпускало Романа. Димка выглядел гораздо лучше и дышал уже без этого жуткого сипа, но краснота с его лица так и не сошла. А еще он был непривычно тихим. И в этом не было демонстративного игнорирования, которое порой включал Волков, когда начинал молчать рядом с Романом так, что тот буквально врезался в это молчание, как в бетонную стену. Сейчас Димка молчал так, будто его тут не было, и Романа это пугало гораздо сильнее, чем красные аллергические пятна, которые никак не желали проходить до конца.
Роман ерзал на сиденье, не зная, куда деть ноги и руки, пока Волков наконец не повернулся к нему и не спросил:
— Чего суетишься?
— Да ничего, — выдавил Роман. — Просто ты в следующий раз, когда помирать надумаешь, предупреждай хотя бы.
— Пф. Не дождешься, — фыркнул Димка и вдруг неожиданно серьезно добавил: — Мне еще Ляльку нужно пристроить.
— Ты говоришь как миссис Дженкинс. Это соседка моего деда, которая уже года три как пытается меня кому-то пристроить.
— Это до вас еще Полина Викторовна не добралась, — подал голос Сергей. — Вот уж кто видит цель, не видит препятствий.
— И чё? Невесту нашла? — изобразил заинтересованность Димка.
— Я пока держу оборону, — усмехнулся тот.
Волков улыбнулся, и Романа немного отпустило. Он убрал в карман телефон, который сжимал в кулаке, будто тот мог чем-то помочь, и бросил взгляд на расслабленную руку Волкова, лежавшую на сиденье между ними. Димка, в отличие от Романа, колец не носил. В пятнадцать у него были фенечки и желание набить тату, а теперь фенечки на запястье сменились часами, а на видимых участках тела тату не было. Роману вдруг совершенно по-детски захотелось схватить Димку за руку и потребовать, чтобы тот не пугал его так больше, чтобы не вздумал задыхаться и вообще не вздумал делать всякую фигню. Вот только Волков бы, наверное, не понял такого порыва. Да Роман и сам не стал бы. Мало ли что ему там в голову взбрело.
— Есть хотите? — подал голос Сергей.
— Лично я сыт твоими дурацкими уколами. От них башка кружится.
— Зато дышится вон как — полной грудью, — засмеялся Сергей.
— А вот так, чтобы и тут хорошо, и тут, придумать слабо?
— Не ко мне — к фармацевтам.
Перед дверью в Лялькину комнату Роман стоял целых тридцать пять ударов сердца. Он зачем-то считал, убеждая себя в том, что это всего лишь Лялька, девочка, которую он знает всю жизнь. Ну правда, бояться нечего. Вот только в голову лезли тот ее дурацкий поцелуй и собственное озарение о том, что ситуация совершенно вышла из-под его контроля.
Эта новая Лялька смотрела на него испуганно и одновременно нагло. Так, как никогда раньше. Ее хотелось встряхнуть, чтобы она наконец пришла в себя. Вот только Роман не был уверен, что это помогло бы. Все, что говорил ему психолог о Ляльке, выглядело сейчас полной ерундой. Норма влюбляться в друзей старшего брата? Проходит, когда начинается активная социальная жизнь? Сменяется на другое увлечение? Наверное, это сработало бы, если бы Лялька училась в обычной школе, а дома ее встречала бы мама, готовая выслушать и дать совет.
Разговор выходил неловким и тягостным. Похоже, обещание приехать и сказать все Ляльке в лицо было опрометчивым. Не мог он ничего ей сказать, потому что приходилось подбирать слова из страха быть неверно понятым. Этого бы психолога самого поставить сейчас перед влюбленной и разозленной девочкой, блин!
Появление Сергея буквально спасло Романа от бегства, потому что моральные силы вести себя спокойно и уверенно закончились. Но когда Лялька вмиг превратилась в до одури испуганного ребенка, такого же, какого он видел три года назад после исчезновения дяди Лёши и тети Ани, в Романе что-то сломалось. Он пытался сказать что-то ободряющее, но в глазах Ляльки видел отражение своей паники. Ведь ему тоже в голову пришло, что Волков может скопытиться вполне реально. Что уж говорить о маленькой девочке. А Лялька… Лялька все-таки была маленькой, испуганной, наивной и, да, наверное, влюбленной. Но на последнее сейчас было плевать. Три года Роман делал все, чтобы Лялька вернулась к нормальной жизни, потому что считал это правильным, потому что Димка не справлялся один, и Роман должен был помочь не только Ляльке, но и Волкову. Ну правда! Роман мысленно оправдывался непонятно перед кем, обнимая притихшую и застывшую Ляльку. Он шептал что-то успокаивающее, понимая, что не может он ее оставить. Никого из них не может. А оправдывался он, наверное, перед Машей. Хотя бы мысленно, потому что вживую завести этот разговор духу почему-то так и не хватило. Наверное, он и вправду трус.