— А разве мы не вместе? — Игорь с обиженным видом посмотрел на меня, словно ребенок в песочнице, который вдруг открыл для себя, что его лучший друг не хочет лепить с ним куличики.
— Нет уж. Каждому из нас нужно хоть немного вздремнуть. Завтра денек будет не из лучших.
Заунывный вой раздался совсем рядом.
Гуфи вздрогнул.
— Опять… — прошептал он, бесцельно вороша угли. Мясо было уже почти готово.
— Даже если все это благополучно закончится, я не смогу спать без снотворного. Я никогда не смогу этого забыть. Ты знаешь, Димон… — Речь Игоря становилась все более невнятной, язык заплетался, и мне стоило больших усилий понять, о чем он говорит. — Мне вчера приснился сон. Страшный.
Я испытующе посмотрел на Гуфи, он сгорбился, низко опустив голову.
— Мне снова снилась моя мать. Опять снилась… Будто она выбралась из своей могилы. Раскопала землю и вылезла наружу, вся почерневшая и в дырках. А теперь она прячется днем в грязных трущобах и подвалах, а ночами ковыляет, пытаясь добраться до меня — полуразложившаяся, в лохмотьях… — Пьяные слезы скатывались по лицу Игоря.
— Может, хватит?! — не выдержал я, но Игорь продолжал, словно не слыша меня:
— И я понял, что моя мать и есть та самая тварь из болота, которая теперь никуда не торопится. Она знает, что бежать нам некуда, мы в западне. Все, птичка в клетке! — Гуфи издал нервный смешок. — Мы разбудили дремлющую тварь. Я не виню тебя, Стропов, хотя было бы полным безумием верить легенде, рассказанной Климом. Ни ты, ни Оля не виноваты. Как это называется? Есть такое выражение… Во, толчок судьбы. Только ни фига это не толчок. Это зло, Стропов, зло в чистом виде, — Гуфи устало прикрыл глаза. — Надо было внимательно слушать старую цыганку… — Он уже шептал: — И какого черта я согласился ехать сюда. — Гуфи завалился назад, задев ногой один из «шампуров».
Я растолкал его.
— Все, пора баиньки, — сказал я, помогая ему подняться на ноги. — Иди, покемарь немного. — Я поглядел на часы. — Через пару часов я тебя разбужу.
— Дима?
— Ну?
— А ты что-нибудь видел? В лесу?
Я замялся. В памяти вновь мелькнуло видение — невыносимый смрад гниющей плоти, испытываемый мной при этом густой липкий страх, сжимающий костлявыми пальцами все внутренности. Но Игорю я, по понятной причине, ничего говорить не стал. Я довел его до палатки и стал потихоньку проталкивать внутрь.
— Иди поспи, потом поговорим.
— А, вот и не знаешь. — Гуфи засыпал у меня прямо на руках. — А я знаю. Это моя мамаша пришла за вами. Вот так. А когда она придет… — Однако он не успел мне сообщить о планах своей покойной мамаши, поскольку через секунду уже громко храпел.
Вернувшись к костру, я завернул мясо в полиэтиленовый пакет и накрыл его курткой, а сверху привалил рюкзаком. Только сейчас я вспомнил, что мы забыли на прежней стоянке вещи Ирины. Я стал лихорадочно припоминать, что ценного было у нее в рюкзаке, но, кроме посуды с котелком, ничего вспомнить не мог. Кажется…
Чьи-то прохладные руки мягко легли на мои обожженные солнцем плечи. Я дернулся так, словно меня ошпарили кипятком, и кинулся к ружью. В прозрачном воздухе поплыл тонкий аромат духов. Ольга!