— Вы меня слышите?
— Да, — еле выдавил я, стараясь удержать позывы желудка.
— Как вас зовут?
— Всеволод. Казаков Всеволод.
— Как самочувствие, Всеволод?
— Ху… плохо.
— Что вчера пили?
— Не знаю.
— Давайте руку, смерим давление.
Я дал обмотать манжетой руку, а сам во все глаза смотрел на второго милиционера, в лихо сдвинутой на затылок фуражке. Это же Степан Николаевич, наш бессменный дежурный. Его месяц назад похоронили. Инсульт на рабочем месте, скончался не приходя в сознание в госпитале ветеранов.
Николаич стоял передо мной, понимающе усмехался в усы. И лет ему так двадцать-двадцать пять максимум. А было шестьдесят три.
Я зажмурился, аж цветные круги поплыли перед глазами.
— Эй, плохо, что ли? Ну-ка ложись. Подставляй ягодицу, укол поставим. Пьёте всякую дрянь, потом отхаживай вас. Почему вчера не увезли в наркологию? Вы же видели, что не наш клиент?
Мне кололи что-то болючее, а я дышал глубоко и сосредоточенно.
Я за годы службы чего только не навидался. Никогда не говори никогда, такой был мой девиз. Бывает всякое. Поэтому сейчас я смотрел на молодых Николаича и Барсукова в форме советской милиции, и украдкой щипал себя за ногу. Было одинаково больно от укола и щипков, а мираж не рассеивался. Мне срочно надо наружу, чтобы подтвердить или опровергнуть сумасшедшую мысль — я в прошлом. Этого не может быть, но иного объяснения я не вижу.
Врачица со свитой пошла дальше, а мне ничего не оставалось как прикидывать варианты дальнейшего развития событий и моего в них участия.
Как только появилась цель, я мобилизовался. Похмелье, хоть и дурное, отошло на второй план. Первым делом одеться, голышом далеко не уйдёшь. С Николаичем поговорить, он мужик с понятием. Осмотреться снаружи. А дальше по обстоятельствам.
Видимо, я снова вырубился, потому что пришёл в себя от очередной переклички.
— Граждане Новиков, Гололобов, Приходько, Мартиросян на выход.
— А я? — приподнялся я на локтях.