Как быть? Умирать не хотелось, я отнюдь не самоубийца, но всплыли слова оракула о том, что, возможно, мне придется умереть. Может, он имел в виду как раз этот случай? Чтобы я убедила ирлинга, что для меня смерть предпочтительнее, чем быть с ним. Я не верила, что Крон даст мне умереть.
– Принцесса медлит или поняла, что мои ласки не так уж и страшны? – продолжил издеваться ирлинг. Эти слова, да еще насмешливый взгляд, подтолкнули меня к тому, что я сделала шаг в бездну.
Мне никто не помешал и не удержал. Ветер трепал мой плащ за спиной. Глаза слезились. В воздухе я перевернулась и теперь видела, как с огромной скоростью приближаются острые камни. Когда до них оставалось совсем чуть-чуть и я уже сжалась и готова была ощутить, как они вопьются в мое тело, мои собственные крылья без моего желания проявились и затормозили падение. С гулко бьющимся сердцем я зависла не более чем в десятке метров над острыми камнями.
Мимо промелькнула тень, и на камни опустился Крон, глядя на меня снизу вверх.
– Удивлена? Есть такой инстинкт – самосохранение. Можешь прыгать хоть по нескольку раз на дню, разбиться тебе не удастся.
Как же мне захотелось выцарапать его глаза! Я с жизнью попрощалась и, пока летела, мысленно уже несколько раз умерла, а он так невозмутим и спокоен. В крови бурлил адреналин, и я яростно стала набирать высоту, решив подняться повыше и сложить крылья.
Крон не полетел за мной. Он спокойно наблюдал, как я падаю и падаю и как в самый последний момент мои крылья отказываются повиноваться мне и у самой земли делают судорожные взмахи, останавливая падение.
– Довольно, – решительно отрезал он, заметив, что я выбилась из сил после безуспешных попыток. Он подхватил меня на руки и стал подниматься. Я настолько вымоталась, что была вся потная и слабее котенка. Лишь злость позволила мне взлететь и упасть в последний раз.
– Ненавижу. Как же я вас ненавижу, – процедила я, чувствуя свое бессилие.
– А я тебя люблю. И счастливее меня это чувство не делает.
Он вернулся на террасу и, пройдя по ней, занес меня в спальню, положив на кровать. Адреналин схлынул, и я почувствовала усталость и слабость. Я проиграла. Он всегда на несколько ходов впереди меня. Против него я как беспомощный ребенок. Что я вообще могу ему противопоставить?! Все разочарования вечера настолько вымотали меня, что я начала тонуть в безысходности, а когда он начал снимать с меня платье, то меня вообще затопило отчаяние. Так плохо мне не было, даже когда Эгнус похитил меня. Я знала, что Шерридан придет за мной и надо лишь подождать. Ни на минуту я не теряла надежды. А что сейчас? Сможет ли он вернуть меня, и не будет ли поздно?
Крон ловко избавлял меня от одежды, как будто делал это тысячи раз. Платье он снял, затем сапоги и чулки. Я осталась в одной рубашке. Стало тошно от происходящего. Когда он потянулся к завязкам рубашки и его рука легла на мою грудь, я не сдержалась:
– Крон, пожалуйста…
– Не проси, я не остановлюсь, – он навис надо мной, заглядывая в глаза.
Но я просила не об этом. С первого же его прикосновения я поняла, что просить об этом бесполезно. Все его движения, когда он раздевал меня, были неспешны, но неотвратимы. В данный момент я хотела того, чего раньше боялась, но сейчас мне это казалось спасением, и я готова была молить об этом:
– Вы же можете… – жалобно попросила я, – отключите мне чувства.
Это оставалось моей последней надеждой. Я не чувствовала больше в себе сил бороться с ним. Он подорвал мою веру в себя и собственные силы. Раз за разом обыгрывая меня, он дал мне почувствовать, насколько я беспомощна против него. Сейчас я была с ним один на один, и надеяться мне не на что.
Крон замер, вернее, даже не так – окаменел. Впившись взглядом, он пытался что-то найти в моих глазах.
Не знаю, что он увидел в моем сломленном взгляде, но из его груди вырвался рык. Он отшатнулся от меня и сел на постели ко мне спиной. Ударив по матрасу кулаками, он яростно сжал простыни. Я не видела его выражения лица, но по тому, с какой силой он сжимает руки, догадалась, что он всеми силами старается овладеть собой. Плечи его сгорбились, и он опустил голову.
Я замерла, боясь дышать и не зная, чем мне это теперь грозит. Страх тонкой струйкой просачивался в душу. Не сделала ли я еще хуже себе? Если в первом случае он отлично владел собой и был решительно настроен овладеть мной, то сейчас я явно вывела его из себя, и он потерял над собой контроль. Я не знала, не грозит ли мне это теперь грубым изнасилованием. Хотя какая разница? Что это меняет в конце концов?