– Как бы ты ни думала, но с тобой все в порядке. Я был уверен, что Хантер не даст тебе погибнуть.
Ага, был он уверен! Надутый павиан!
Тут я призадумалась, поскольку название птицы, что любит раскрывать свой хвост пестрым опахалом, звучало как-то неправильно. Но заморачиваться не стала. Я была слишком занята. Злилась. Но это продолжалось первые пару мгновений. Пока мне в плечо не ткнулась морда Децли.
– Это ты их так? – обратилась я уже к блондину.
Хантер досадливо поморщился:
– Парня нечаянно зацепило рикошетом заклинания, а вот у этого, похоже, – кара.
Что такое кара, знал каждый в империи. Кара – в значении не чего-то эфемерного, а вполне конкретного: если не сдержал обещания, данного на крови, тебя настигает такая вот расплата. Смерть хоть и не долгая, но мучительная. А как же иначе, когда горло и легкие стремительно покидают лживый рот? По мне, так большинство проклятий – и то милосерднее.
– А эта, – кронпринц совершенно не по-светски подлетел к телу вплотную, – что, сама умерла?
– Нет, ее облагодетельствовал главарь, когда понял, что я собираюсь атаковать его напарницу заклинанием стазиса. Видимо, он решил, что казематы хуже смерти. Конечно, с учетом, что казематы – для него, а смерть – для другого, – иронично хмыкнул муженек. – Не думал, что у него карабин с разрывными.
Да уж. Печально. Сиятельный, видимо, хотел оглушить «красотку», после того как запечатлел свинцовый поцелуй на ее бедре, но заклинание, рассчитанное на живого, прошило тело уже мертвой и рикошетом вдарило по студиозусу. Вот только чем поклялся этот хлыщ, что его так скрутило?
Пока Хантер обходил убитых, словно ища, чем бы поживиться, я решила вернуть свое приданое, оброненное при бегстве от громилы. Когда я вернулась с любимым гаечным ключом в обнимку, сиятельный рассматривал тело главаря, а потом и вовсе наклонившись над ним, с энтузиазмом пирата, почувствовавшего близость сундука с сокровищами, закопошился у мертвого за пазухой. Итогом текстильных раскопок стали кошель с деньгами, свернутый в несколько раз пергамент, связка ключей, пустая фляжка и носовой платок, столь грязный, что рассада кабачков могла принять его за родную грядку и не прогадала бы.
На обыск девицы подтянулись и мы с Микаэлем. Он оказался не столь прибылен: пара серебрушек в ременном потаенном кармане, обрывок патографной ленты, такой маленький, что на нем уместились всего две точки, нож за голенищем и кусок хлеба, завернутый в промасленную бумагу.
Последнюю находку Хантер сразу же придирчиво изучил и… бросил мимо меня через плечо.
От звука лязгнувших рядом с ухом челюстей я вздрогнула. Оказалось, Децли, шедший за нами так тихо, что про него и вовсе забыли, поймал хозяйскую подачку.
– Ты всегда кормишь ящера тем, что судьба опрокинет тебе на голову?
– А почему бы и нет? – искренне удивился сиятельный, в этот момент напомнивший мне рачительного гнома.
Правда, бородатый народец вот уже двести лет как порвал всякие связи с людьми, и бородатых карликов не видели даже старухи, дожившие до праправнуков, но все же…
– А у тебя в родне, случаем…
Я не успела договорить, как Хантер безапелляционно закончил:
– Гномов не было!