Проклятие замка Комрек

22
18
20
22
24
26
28
30

Грозный взгляд Хельстрема продолжал буравить доктора Сингха, красивого светлокожего сикха с однодневной щетиной на подбородке. Они с Дельфиной привыкли вдвоем заниматься одними и теми же пациентами и сотрудничать по конкретным случаям.

– Изложите мне вашу оценку работы доктора Уайетт за последние дни, – без обиняков потребовал он у психиатра.

Доктор Сингх нервно усмехнулся.

– Мы с ней очень хорошо ладим, несмотря на то, а может, благодаря тому, что у нас разные дисциплины, хотя они часто пересекаются. Иногда мы не соглашаемся в отношении заслуг Фрейда и его предпосылки, которую ныне модно дискредитировать, – что секс является основной причиной всего поведения. Дельфина часто склоняется в пользу Юнга.

– Это что, имеет значение? – нетерпеливо сказал Хельстрем.

Вместо Сингха ответил доктор Причард.

– Этот вопрос никак не относится к нашей сегодняшней дискуссии, – мягко сказал он. Доктор Сингх держал свои ухоженные руки сложенными на коленях под белой скатертью ирландского льна. – Дельфина также большой сторонник гештальтпсихологии и терапии с использованием эмоциональных и межличностных значений, ей требуется исследовать человека в целом, а не только конкретные признаки и симптомы.

– А это хорошо? – Ничто из услышанного не имело для Хельстрема особого смысла. У него была такая уловка – сознательно позволять некоторым людям недооценивать его ум. Но в данном случае он действительно не был заинтересован в психологических сложностях человеческого сознания, независимо от того, обрамлены они в экзистенциализм или фрейдистскую психоаналитическую теорию человеческого «Я», «Эго» или «Супер-эго». Споры о психологии никак не влияли на цену на масло.

Хельстрем нахмурился, отодвигаясь от стола, чтобы официантка могла поставить перед ним ужин. Его ворчание можно было бы истолковать как «спасибо», обращенное к девушке, или удовлетворение видом говяжьего филе, которое он собирался поглотить.

Все остальные за столом надеялись, что великолепно приготовленный ужин смягчит нетерпимое и ворчливое настроение Хельстрема. Иногда по вечерам он бывал восхитительно забавным или с энтузиазмом интересовался событиями дня, меж тем как в другие дни вдруг оказывался совсем иным человеком – резким, пренебрежительным, раздражающимся от малейшего замечания, сверхкритичным к поведению или ошибкам других. Сегодня был один из таких вечеров, и все они это чувствовали.

– Тогда скажите мне, – обратился здоровяк к доктору Сингху, – каковы успехи доктора Уайетт с Малышом?

Все за столом переключили внимание на психиатра, сами интересуясь, что он скажет. Его ответ был честным и бесстрашным.

– Думаю, все мы знаем, что никакого неоспоримого улучшения в его сознании или физическом состоянии никогда не наступит. Дельфина делает все возможное, и я думаю, что у него к ней сформировалась очень сильная привязанность, но – уверен, доктор Причард со мной согласится – возможен лишь один исход. Которого мы вправе ждать. Это может занять годы, а может произойти завтра.

Доктор Причард, ловко отделяя жирное белое мясо морского окуня от костей, молча кивнул в знак согласия.

– Доктор Уайетт – это достояние Комрека, сэр Виктор, – заверил доктор Сингх. – К своим пациентам она относится с огромной симпатией и сочувствием. Мне, например, очень не хотелось бы ее потерять.

– Мне тоже, – согласился Причард с полным ртом сочного мяса. – Ее было бы очень трудно заменить. Особенно в плане ее отношений с Малышом.

– Я и не думал об ее замене, – раздраженно сказал Хельстрем. – Меня просто беспокоит здоровье ее специального подопечного. Сколько ему сейчас? Он, конечно, уже не малыш.

– Ему под тридцать, – ответил доктор Сингх. – Строго говоря, я полагаю, мы не должны больше говорить о нем как о Малыше. Хотя он пробыл здесь так долго…

– Зачем кому-либо за пределами Комрека узнавать о его смерти? – бездушно сказала Рейчел Кранц.

Сэр Виктор Хельстрем посмотрел на нее с презрением.