Дети войны

Я сжимаю плечо Беты, спрашиваю:

— Что случилось с тобой?

Она молчит, но потом поднимает глаза, говорит совсем тихо:

— Мою команду… перевели. Всех, кроме меня.

Она одна.

Я обнимаю ее крепче, прижимаю к груди. Она одна. Струны ее души разорваны, команда разбита. Она тревожится обо мне, но со мной ничего не случится. И я могу помочь ей, хотя бы немного.

Сила, живущая в моем сердце, в потоках темноты, в звуках флейты, в движении магии и биении крови, — устремляется вперед, касается Беты, наполняет ее душу. Хотя бы в этом я могу помочь.

— Я с тобой, — говорю я Бете.

Я хочу сказать это всем, кто ждет меня. Рэгилю, блуждающему сейчас среди видений. Арце, умолявшей взять ее с собой. Моя мысль рвется к ним — но говорить с ними мне нельзя. Я хочу сказать это Амире, — но она так далеко, в небесной вышине.

— Я с тобой, — вновь говорю я Бете.

Она отвечает шепотом, чуть слышно. Ее слова тают на моих губах. Я чувствую, как печаль уходит в глубину ее души, а сердце становится горящим и легким. Мы пылаем вместе, небо смотрит на нас.

4

Колодезная вода была ледяной и чистой, от нее немело горло, а дыхание становилось прерывистым и колким. На кухне я нашла корзину, полную яблок, — их вкус напомнил мне о последних днях в Эджале. Возле моего дома росла яблоня, ее ветви склонялись так низко, что я могла без труда срывать плоды. «Урожайный год», — говорили перед войной. Совсем недавно, всего пару недель назад.

От прошлого остались лишь призраки. Призрачная деревня врагов, — припасы не тронуты, одежда лежит в сундуках и шкафах, а слой пыли на столах и полках такой тонкий, что можно не заметить. Враги бежали поспешно, почти ничего не взяли с собой. Я вслушивалась, пытаясь уловить отголоски их жизни, но все было тихо. Словно даже память о захватчиках бежала, и остались только мы.

Мельтиар сидел на краю стола, пытался расчесать свои волосы. Деревянный гребень — я нашла его наверху, в шкатулке возле кровати — скользил сквозь длинные темные пряди, распутывал их, одну за одной. Я ждала, пока Мельтиар заговорит, ждала долго. Его волосы уже легли ровным потоком, зубья расчески проходили сквозь них без препятствий, — а он все молчал.

Тогда я спросила:

— Ты не вспомнил, за что тебя судили?

Он покачал головой, сказал:

— Я помню только приговор.

Он смотрел на меня, и я потерялась в его взгляде. Это был Мельтиар, тот, чья мысль и чей голос звали нас в бой; это был Мельтиар, чья душа блуждала вчера в забытье. Тот, кто спросил меня, пойду ли я с ним.