Энергеты всех стран соединяйтесь!

У меня было плохое предчувствие, но пока я не понимал, почему именно. Вроде угрозы как таковой не было, разве что вариант, что снова провалюсь в сатори, так вроде этого мы и добивались. Так что, еще раз пожав плечами, я поднялся на ноги и принялся выполнять комплекс, внимательно следя за дыханием. И буквально через минуту почувствовал, как меня затягивает теплый поток, но в этот момент тело пронзила острая боль.

– Твою мать!!! – Я скорчился на полу, с трудом переводя дыхание. – Какого хрена…

– Ах-ха-ха, – рассмеялась доктор, поигрывая шокером. – Ты сделал это! Витька мне теперь десятку торчит!

– Нах… – Я покосился на сверкающее искрами устройство и исправился: – Зачем?

– Все просто. – Настя положила шокер на стол. – Будем вырабатывать у тебя условный рефлекс. Чтобы, даже находясь в сатори, ты был собран и внимателен. А это первый шаг к управлению состоянием озарения. Ты не поверишь, какие после этого тебе откроются возможности! Но для начала придется потерпеть.

– А менее болезненные варианты есть? – Я потер бок, в который ткнули электрошокером. – Без членовредительства?

– Есть, – кивнула Анастасия. – Но они и результат дают гораздо медленнее и менее качественный. Но ты же у нас боли не боишься? Или трусишь?

– Вот только на слабо́ меня брать не надо. – Я со вздохом поднялся на ноги и принял начальную стойку комплекса. – Но учтите, если я в итоге этих тренировок помру, буду приходить к вам ночами и скорбно выть под ухом.

– Вот тогда тебе Витя точно голову оторвет, – рассмеялась она, снова берясь за шокер. – Потому что приличные призраки в спальню к замужним женщинам не лазят.

Глава 22

Домой я вернулся через полтора часа, измотанный настолько, что хотелось просто лечь и уснуть. Когда тебя каждые пять минут бьют током – это… неприятно. Мягко говоря. Хотел бы я выразиться жестче, но чуйка и опыт подсказывали, что не стоит. Привыкнешь, ляпнешь при Выгорском – и все, привет, очередное перерождение. А уж если сама Анастасия узнает, то там и вовсе всю оставшуюся жизнь будешь ходить и оглядываться. И все равно прилетит, откуда не ждешь. Оно мне надо?

К счастью, сегодня было воскресенье, и ничто не мешало мне исполнить задуманное. Так что я с чувством выполненного долга завалился батониться, правда, счастье не может длиться долго. Всего через пару часов меня растолкала мама. Точнее, поднять подняла, но проснулся я только в автобусе, наблюдая незнакомые дома вокруг.

– Э… мам… – Я покрутил головой, пытаясь сориентироваться, но не получилось. – А мы вообще куда?

– Я же тебе говорила, – удивилась та. – Сегодня годовщина гибели твоего отца. Я пятнадцать лет на могиле у него не была. Вот и решила, раз ты все знаешь, надо съездить, помянуть.

– А-а, – кивнул я, – ну да.

На самом деле в голове у меня творился полный раздрай. Там, у себя, я так никогда и не узнал правды об отце. Поначалу мама говорила, что даже не знала его, мол, случайно меня нагуляла на картошке в колхозе, а потом я сел, а она умерла. Так и жил, считая себя ублюдком, родства не помнящим. Может, поэтому я и пошел по кривой дорожке. Знай я, что отец у меня герой, может, все сложилось бы по-другому. Может быть. Но это было тогда. А сейчас, когда уже прожил одну жизнь и принял себя таким, как есть, я не был уверен, надо ли оно мне. Отказываться и выпрыгивать из автобуса, конечно, не собирался, но и особого восторга не испытывал.

Нет, я понимал важность родственных связей. Но для меня семьей была только мама. Там, в прошлой жизни, конечно, остались близкие люди, но я старался о них не вспоминать, чтобы не травить душу. Я сделал все, чтобы, оставшись одни, они жили достойно, не думая о завтрашнем дне. Сейчас же моей главной задачей было устроить для мамы комфортное существование, когда не надо будет рвать пуп за копейки. Ради этого я готов был пойти на многое. А отец… даже если с его стороны остались родственники, я их таковыми не считал. Как минимум потому, что чувствовал, что мама скрывала от меня правду не просто так. Никто не будет наговаривать на себя гадости без уважительной причины. А, несмотря на довольно либеральное отношение в СССР к матерям-одиночкам, все же нагулять ребенка неизвестно от кого – это был позор.

Короче, подъезжал к кладбищу я в смятенных чувствах. Но при этом никаких надежд или восторгов не испытывал. Волнение оттого, что откроется секрет двух моих жизней, – да. И не более. Я собирался отдать дань уважения человеку, благодаря которому появился на свет, а дальше жить своей обычной жизнью. Словно ничего не случилось. Искать родственников со стороны отца я не собирался.

– Это здесь? – Я впервые был на кладбище и поэтому с интересом озирался. – Кстати, а почему ты раньше сюда не ездила? Ты же всегда знала, где отец похоронен.

– Все не так просто, – тяжело вздохнула мама, опустив глаза. – Я хотела, но… мать Паши была против. Она не верила, что ты его сын, считала, что я нагуляла где-то, а теперь пытаюсь получить от них деньги. А мне ничего не надо было, я просто хотела, чтобы ты знал отца, но…