Молчание? Дорого!

Закрыв глаза, я несколько минут просто глубоко дышала, пытаясь избавиться от нервной трясучки. Помогало не очень хорошо, но уже не хотелось рвать и метать. По крайней мере, не сразу. Шумно выдохнув, я открыла глаза и, встретившись взглядом с Шахиро, кивнула.

Он немного помедлил, наверняка выискивая на моем лице даже малейшие признаки истерии, но их не было. Я уже давно научилась держать себя в руках даже в таких ситуациях, когда это казалось невозможным.

— Хорошо, продолжим. Для начала с моей биографии. — Шахиро криво усмехнулся, откинулся назад и, сложив руки на груди, кивнул в ответ. — Что бы ты ни думала, я не мужлан и не «отброс общества». У меня, как и у тебя, было счастливое детство. Обеспеченная семья, прекрасное образование, грандиозные планы и перспективы. У матери — своя студия танца, у отца — высокая должность в правительстве планеты. Наша семья насчитывала более пятнадцати поколений псиоников, но мало кто мог похвастать сильным даром. Посредственный на уровне трех баллов из десяти. До шестнадцати лет я мог только мечтать о сногсшибательных свершениях… — Шахиро чуть прикрыл глаза и с досадой качнул головой. — А потом я познакомился с Рамоном.

Шахиро рассказывал медленно, словно пытался вспомнить то, что уже давно забыл, или очень сильно хотел забыть. Часто останавливался, хмурился. В какой-то момент не выдержал и встал, начав расхаживать по кинозалу. Не смотрел на меня, иногда замирал и подолгу разглядывал стены.

Если бы я сама не пережила нечто схожее, я бы никогда не поверила. Фантастический триллер. Не меньше. Рамон оказался ученым-авантюристом, исследующим возможность усиления прирожденных пси-способностей. Смург, преподающий в колледже естествознание и параллельно занимающийся не совсем узаконенными исследованиями, искал подопытных, и он их нашел. Больше двадцати парней и девчонок из выпускных классов, среди которых был и Шахиро. Ни один из ребят не обладал существенными пси-способностями, и соответственно ни один не отказался поучаствовать «в абсолютно безопасном» эксперименте преподавателя.

Конечно, это случилось далеко не сразу. Сначала Рамон, оказавшийся к тому же еще и отличным психологом, присматривался к добровольцам, тестировал, изучал, сравнивал и планировал дальнейшие шаги. Кормил деток «витаминками» собственного изготовления, которые действительно ненадолго усиливали способности, и не забывал напоминать, что это секрет, о котором нельзя знать общественности.

Иначе и быть не может, ведь детки все как один считали себя избранными, которые совсем скоро станут уникумами, потому и договорились между собой, что Рамон прав — не стоит никому знать заранее об их скорейшем триумфе, дабы элементарно не сглазить. Ну и чтобы наглые взрослые не разогнали энтузиастов и не забрали все их достижения и наработки в свои загребущие руки.

В этот момент я почему-то подумала, что Рамон был не только псиоником и авантюристом, но и этаким гипнотизером, подчинившим волю детей. Как минимум. Хотя о чем я… моя ситуация с Кенау была не слишком похожа, но тем не менее параллели прослеживались. Я тоже хотела пробудить дар. Я терпела, соглашалась, выполняла все без исключения требования дайгона, лишь бы наконец стать полноценным псиоником. Так и детки — делали все, что им говорил Рамон, чтобы стать кем-то, а не быть посредственностью.

Год спустя, когда Рамон из двадцати участников остановился на пяти самых перспективных, куда входил и Шахиро, начались уже более болезненные эксперименты. С «витаминок» ученый перешел к активному вмешательству в тело и мозг подопытных…

— Сначала это были токи. — Шахиро замер у экрана спиной ко мне. — Это дало толчок, но слишком несущественный, чтобы о нем можно было вообще упоминать. Затем Рамон начал чередовать токи, эликсиры и непосредственное вмешательство в нервную систему через пси-кодирование, он был в этом спец… — Я отчетливо услышала, как он скрипнул зубами. Обернулся через плечо и зло ухмыльнулся. — Как я потом услышал от отца, он фактически сделал из нас овец, послушных любому своему приказу, в котором звучало кодовое слово. Если хотя бы одному из нас хватило силы воли сказать об этом старшим, его бы упекли за решетку уже на стадии «витаминок», которые на самом деле были психотропными наркотиками. Но нет… Мы же считали себя умнее всех.

Шахиро отвернулся, качнул головой и вернулся в кресло. Некоторое время помолчал, словно собираясь с силами, и только спустя минут десять напряженной тишины продолжил:

— Думаю, он чувствовал, что его эксперименты совсем скоро станут достоянием общественности, потому что начал торопиться. Нас оставалось двое, но только я пошел до конца. Я хотел доказать, что не такой, как все. Глупо, как же это было глупо… Ты не поверишь, эксперимент удался. Так я обрел дар в том виде, в каком владею им сейчас, но потерял все остальное: тело, семью, самоуважение. Во время завершающей стадии эксперимента Рамон перенапрягся, и его хватил сердечный приступ, так что казнить было уже некого. Меня, умирающего, с гниющими от длительного воздействия реагентов руками и ногами нашли только на третьи сутки, когда родители подняли на уши всю полицию региона. Вот, собственно, и все.

Шахиро не сводил с моего лица невидящего взгляда, и я понимала, что в этот момент он меня не видел. Он смотрел вглубь себя, вглубь своих воспоминаний…

— А дальше? — Я спросила тихо, но Шах услышал меня сразу. Сфокусировал на мне взгляд и выразительно приподнял бровь. — Почему от тебя отказалась семья? Я не понимаю. Объясни.

— Причин несколько. — Шах отвел взгляд, снова уставившись в стену. — Их корни уходят в традиции нашей расы и клана. Во-первых, я опозорил семью тем, что выбрал искусственное тело, предпочтя его смерти, хотя я знаю, что это именно отец оплатил баснословно дорогостоящую операцию. Он просто не мог поступить иначе, тогда бы клан отвернулся уже от него. Во-вторых, я пошел против традиций и ушел из собственного клана, выбрав в качестве новой семьи Киберклан и гильдию Охотников, что стало еще большим позором. И в-третьих, что возмущало отца больше всего, — я не отказался от дара, который по сути тоже искусственный.

Я недоуменно нахмурилась:

— От дара можно отказаться?

Шахиро кивнул:

— Можно его заблокировать. Существуют методики, основанные на аппаратном и медикаментозном вмешательстве, поверь. Но знаешь, я решил, что пережил слишком много, чтобы так просто избавиться от причины, поломавшей мне жизнь. Хотя спустя несколько лет я попробовал суточную блокировку… И понял, что никогда не пойду на это сознательно. Это как лишиться разом всех чувств. Ты больше ничего не видишь, не слышишь и не чувствуешь. Полная ампутация всего, но при этом ты каким-то непостижимым образом еще жив. Лучше умереть.

Вновь наступившая тишина была уже не такой гнетущей, как раньше, но все равно приятного было мало. Сейчас я знала о его прошлом, но пока что это мало объясняло наше настоящее. Встретилась с изучающим взглядом Шаха и тихо попросила: