Алмаз раджи

Молодой американец, словно очнувшись, принялся развязывать веревку, а затем отпер замок сундука. Принц невозмутимо стоял рядом, заложив руки за спину. Тело покойного уже совершенно окоченело, и Сайласу стоило немалого труда вытащить его наружу.

Взглянув в лицо невысокого блондина, принц Флоризель отшатнулся с болезненным возгласом.

– Увы, – произнес он, – вы даже не подозреваете, какой чудовищный подарок преподнесли нам, мистер Скэддмор. Этот молодой человек принадлежал к моей свите, он брат моего самого верного друга и погиб от руки беспощадных и коварных злодеев, исполняя мое поручение… Бедный Джеральдин, – продолжал он как бы про себя, – как мне сообщить вам о смерти брата? Как оправдаться в глазах людей и в глазах Всевышнего за мой самонадеянный замысел, приведший бедного юношу к такому жестокому концу? Ах, Флоризель, Флоризель, когда же ты научишься смирению, так необходимому любому смертному? Когда перестанешь воображать, что тебе дана какая-то сверхъестественная власть?.. Какая там власть! – вдруг вскричал он. – Можно ли чувствовать себя более бессильным?.. Вот, мистер Скэддмор, я смотрю на человека, которым пожертвовал, и только теперь понимаю, какое ничтожное и слабое существо какой-нибудь принц…

Сайлас был тронут видом такого искреннего горя. Он попытался сказать несколько слов утешения, но вместо этого сам залился слезами. Принц, глубоко тронутый, шагнул к нему и взял его за руку.

– Успокойтесь, – сказал он. – И вам, и мне предстоит еще научиться многому, и оба мы получили хороший урок…

Сайлас поблагодарил принца безмолвным почтительным взором.

– Напишите на этом листке адрес доктора Ноэля, – вдруг произнес принц, подводя его к столу, – и примите мой совет: если вам случится снова оказаться в Париже, всячески избегайте этого опасного человека. На этот раз он поддался великодушному порыву, я в это действительно верю: ведь если бы он был замешан в убийстве молодого Джеральдина, то, конечно, не отправил бы его труп по адресу злодея, совершившего это преступление.

– Как это может быть? – изумился Сайлас.

– В тот-то и дело, – кивнул принц. – Это письмо, которое волею удивительного случая оказалось у меня в руках, предназначалось пресловутому президенту Клуба самоубийц. Вот почему я прошу вас – не пытайтесь узнать что-либо еще об этом крайне опасном деле. Радуйтесь вашему чудесному избавлению и поскорее покиньте этот дом. У меня множество неотложных дел, к тому же следует немедленно распорядиться о похоронах этого несчастного юноши, еще недавно такого красивого и полного жизни…

Сайлас откланялся с почтительной благодарностью, однако еще немного помешкал в проезде, провожая глазами великолепный экипаж, в котором принц отправился в полицию, прямо к полковнику Хендерсону. Юный американец стоял с непокрытой головой, глядя вслед удаляющейся карете. Его республиканское сердце переполняли самые верноподданнические чувства. В тот же вечер он отбыл в Париж.

На этом заканчивается повесть об английском докторе и дорожном сундуке. К ней следует прибавить лишь то, что мистер Скэддмор, вернувшись в Соединенные Штаты, успешно начал восхождение по лестнице политической славы и, по последним имеющимся у нас сведениям, уже избран шерифом в своем родном Бангоре.

Приключения кеба

Лейтенант Брекенбери Рич отличился во время одной из многочисленных войн с повстанцами в Индии. Именно он со своим отрядом взял в плен предводителя мятежников, и его отвагой многие восторгались. Когда же он вернулся в Англию, с лицом, обезображенным сабельным шрамом, и телом, измученным тропической лихорадкой, общественность была готова устроить ему чествование как герою, хоть и не самой первой величины. Однако лейтенант был человеком редкой скромности; он любил приключения, но не любил громких слов, поэтому и отсиживался за рубежом в ожидании, пока молва о его подвигах не утихнет и о нем не начнут забывать. В Лондон он прибыл только ранней весной, и поскольку не имел семьи, а его дальние родственники жили в глухой провинции, чувствовал себя наполовину чужестранцем в столице страны, за которую проливал свою кровь. На следующий день после приезда он отправился обедать в один из офицерских клубов. Там несколько старых боевых товарищей пожали ему руку и горячо поздравили с успехом; однако все до единого были в тот вечер заняты, и лейтенант оказался всецело предоставлен сам себе.

Он был во фраке, а не в мундире, так как подумывал после обеда отправиться в театр. Но громадный город был ему совершенно незнаком – из провинциального училища он поступил прямиком в военный колледж, а оттуда сразу же отбыл на Восток, – и поэтому он предполагал как следует осмотреть столицу. Взяв курс на запад, он зашагал по лондонским улицам, помахивая тростью. Вечер был теплый, хоть сумрачный; тучи, затянувшие небо, сулили дождь. Проплывавшие мимо лица, выхваченные светом уличных фонарей из мглы, действовали на воображение лейтенанта возбуждающе. Разглядывая фасады домов, он спрашивал себя, что может делаться за этими освещенными окнами, а вглядываясь в лица встречных, он задавался вопросом – скверные или благие мысли таят они в своей душе.

«Все говорят: война, – думал он, – но истинное поле величайшей битвы человечества находится именно здесь».

Постепенно ход его мыслей уклонился в сторону, и лейтенант Рич задался вопросом: как долго можно бродить по такому городу, как Лондон, и не наткнуться на какое-нибудь приключение?

«Всему свое время, – наконец решил он. – Я здесь чужой и, очевидно, похож на иностранца. Впрочем, не может быть, чтобы меня не втянуло течением, и произойти это должно весьма скоро».

Уже было довольно поздно, когда начался дождь. Стало зябко и еще более темно. Брекенбери остановился под деревом и тут же заметил неподалеку кебмена, подававшего ему знаки, что он свободен. Это было весьма кстати, и он тотчас махнул тростью в ответ и вскоре уже сидел в этой лондонской гондоле.

– Куда прикажете, сэр? – спросил кебмен.

– Куда угодно, – отвечал Брекенбери.