Алмаз раджи

– Не слишком отчетливо, – ответил дядя. – Я вообще сомневаюсь, чтобы простой смертный мог отчетливо видеть его и не расстаться с жизнью. Я плавал с одним парнем, которого звали Сэнди Хобарт; так вон он-то дьявола разглядел. Ну и конечно, тут же ему, бедолаге, конец пришел. Мы семнадцать дней как вышли из Порт-Клайда – и пришлось нам тяжеленько, а шли мы на север с зерном и всякими товарами. Ну, добрались мы почти до утесов Кетчалнс, обогнули Соа и вышли на прямую, рассчитывая, что нас так и донесет до Копнахоу. Я хорошо помню эту ночь; месяц светил сквозь туман, на море дул хороший свежий ветерок, а кроме того, и это обоим нам не особенно понравилось, у нас над головами, поверху, свистел и завывал другой ветер, который дул из ущелий Кетчалнских утесов. Сэнди возился на носу с кливером[97], мы не могли его видеть из-за грота[98], и вдруг он вскрикнул. Я засмеялся, потому что думал, что он вскрикнул от радости, что мы прошли Соа, – ан нет! Оказалось совсем не то, это был предсмертный крик бедняги Сэнди Хобарта, потому что через полчаса его не стало. Он только и смог сказать, что морской дьявол, или водяной, или какой-то морской призрак, словом, нечто ужасное, вцепился в бушприт[99], приподнялся из воды и уставился на него страшным холодным взглядом. А когда Сэнди отдал Богу душу, все мы поняли, что это предвещало и почему такой ветер завывал на вершинах Кетчалнс; ветер этот спустился потом прямо на нас и задул с такой адской силой, что мы всю ночь метались, как обезумевшие, потому что то был ураган гнева Божьего. А когда мы очнулись, то увидели, что нас прибило к берегу у Лох-Ускевах, а в Бенбекуле уже пели петухи.

– Это, небось, была русалка, – заметил Рори.

– Русалка?! – гневно вскричал дядя. – Бабьи россказни! Никаких русалок не существует!

– А на что он был похож, этот морской дьявол? – спросил я.

– На что? Упаси бог, чтобы нам довелось это узнать! Была у него голова, судя по всему, а больше Сэнди ничего не мог сказать.

После этого Рори, задетый за живое, выдал подряд несколько историй про русалок, морских духов и морских коней кэлпи, выходивших на берег и нападавшиих на рыбачьи суда, и дядя, вопреки своему скептическому отношению к русалкам, выслушал все эти байки с напряженным интересом.

– Ладно, – подвел он итог, когда Рори выдохся. – Может, я и ошибаюсь, но в Писании нигде нет ни слова о русалках.

– Да ведь вы, надо полагать, не найдете там ни слова и о нашем Гребне, – возразил Рори, и этот аргумент был признан достаточно весомым.

После обеда дядя увлек меня на скамью за домом. День стоял тихий, жаркий; по морю изредка пробегала легкая зыбь, издали доносились блеяние овец и крики чаек. Вероятно, под влиянием этой умиротворяющей тишины, мой родич тоже стал немного спокойнее и рассудительнее. Ровно и рассудительно, почти весело он заговорил о моей дальнейшей карьере, лишь к слову упоминая о погибшем судне и богатствах, которые вместе с ним появились на Аросе. Я слушал его в каком-то оцепенении, рисуя в воображении сцены этой катастрофы и в то же время наслаждаясь живительным морским воздухом и запахом горящего торфа – Мэри как раз развела огонь в очаге.

Так прошло около часа, когда дядя, все время исподлобья поглядывавший на бухту, вдруг встал и поманил меня за собой. Тут следует упомянуть, что мощная приливная волна у юго-западной оконечности Ароса вызывает волнение вдоль всего его побережья. В южной части Песчаной бухты образуется бурное течение, но в ее северной части, в так называемой бухте Ароса, близ которой стоит дом, лишь в верхней точке прилива начинается некоторое волнение, столь легкое, что оно не всегда заметно. При этом на поверхности рябь образует какие-то странные фигуры неопределенных очертаний – я всегда называл их «водяными рунами».

Подобное случается в сотнях мест вдоль всего побережья, и, наверное, немало юношей забавы ради пытались найти в этих рунах какой-то смысл, намек на себя или на близких и дорогих им людей. На эти-то знаки и указал мне дядя, причем без всякой охоты, словно преодолевая внутреннее сопротивление.

– Видишь знаки на воде – вон там, около того серого камня? – спросил он. – Да?.. Ну скажи, разве это не похоже на буквы?..

– Разумеется, похоже, – ответил я, – я уже не раз их замечал. Вот тот знак напоминает букву «Х».

Старик подавил глубокий вздох, словно был разочарован моим ответом, а затем, таинственно понизив голос, проговорил:

– Это «Х» означает «Христос-Анна»!

– А я-то всегда полагал, что этот знак послан лично мне и означает «храм».

– Так ты и раньше это видел? – продолжал дядя, будто не слыша моих слов. – Да, да… Страшное дело! Может, это было предначертано давным-давно и многие века ждало свершения? Но ведь это чудовищно!.. – И он снова обратился ко мне: – А другой подобный знак ты видишь?

– Вижу, – отозвался я, – и очень отчетливо. У противоположного берега залива, где дорога спускается к воде. Он похож на большое «Э».

– «Э», – едва слышно повторил вслед за мной дядя. Немного помолчав, он вдруг спросил: – И что, по-твоему, он означает?

– Я всегда думал, что он указывает на Мэри, ведь ее второе имя Эллен, – ответил я, краснея, так как втайне собрался сообщить дяде Гордону о своих намерениях в отношении девушки.